Эмилия Казумова: Я вас не знаю

В ночь с воскресенья на понедельник все нормальные люди спали. Все, кроме меня. Мне мешал уснуть нудный звук капающей воды, доносящийся из туалета. Детальное изучение уборной комнаты выявило, что капает за стенкой, где от человеческих глаз спрятаны разные трубы. Я открыла специальное окошко в стене и поняла: меня беспощадно заливают.

Первое, что пришло в голову, – это соцсети. Я панически сообщила всем френдам, фолловерам и другим людям, что меня заливают соседи, я умоляла о помощи. Но «Твиттер» не отзывался, Фейсбук» молчал.

Страх за собственную жизнь, имущество и личное пространство не оставляет нам выбора – теперь за помощью мы бежим в «Фейсбук

Выхода не было, и я поднялась этажом выше. По моим догадкам, причина находилась в 310-й квартире, что прямо надо мной, куда я начала неистово звонить и тарабанить.

Впрочем, дверь мне никто не открыл, и, отчаявшись, я остановилась у квартиры Виталика – своего соседа по площадке. Возможно, у него бурная личная жизнь, которая бурлит именно сейчас, в ночь с воскресенья на понедельник, но не тонуть же мне из-за этого в водах, извергаемых соседскими трубами! К тому же Виталик живет в этом подъезде всю свою жизнь и наверняка знает всех, в том числе и жильцов 310-й квартиры.

Но Виталик не открыл.

Оставался единственный знакомый мне в этом доме человек – 87-летняя Нина Григорьевна. Я немного попереживала, что сейчас разбужу старушку, но все же постучалась, на всякий случай помолившись за ее сердце.

– Кто??? – внезапно ответил мне из квартиры Нины Григорьевны грубый мужской голос, и я онемела.

В этот момент я сама уже не понимала, кто я. В моей голове, как в тумане, возникали страшные черно-белые хичкоковские кадры. Я ни капли не сомневалась, что за дверью находится Виталик, который, оказывается, совсем не такой душка, каким всегда мне казался. Он вовсе не бабник, как уверяла сама Нина Григорьевна, и даже не наркоман! На самом деле Виталик – самый настоящий Раскольников. Он убил старушку топором и теперь заколотит меня как единственного свидетеля. Лучше б утонула, дура!

– Кто??? – еще громче прохрипел мужской голос, прервав череду моих страшных мыслей.

–  Ааа, меня зовут Эмма, и я ваша (ваша?) соседка, меня топят с третьего этажа, и я подумала, что вдруг Нина Григорьевна знает, кому надо звонить в таких случаях, – я говорила так испуганно, так тихо и так быстро, что впору было проверять себя на сухость.

– Не знает! – отрезал Раскольников, и я убежала к себе, закрыв на все замки железную входную дверь.

Я снова бросилась в соцсети, где добрые люди уже оставили с десяток комментариев. Одни предлагали звать сантехников, другие – пожарников и МЧС, а третьи – полицейских. Я позвонила в аварийку, но решила, что позову еще и спасателей и копов, потому что очень было страшно за Нину Григорьевну, за себя и даже за Виталика.

Тишину моих метаний нарушил стук в дверь. За дверью стоял мужик лет 60. В трениках, мятой футболке и сигаретой в зубах. Он не был похож ни на Виталика, ни на Раскольникова, и я даже успела позавидовать Нине Григорьевне, которая, в отличие от меня, все же нашла свое женское счастье.

– А вы кто? – дрожащим голосом спросила я и посмотрела в глазок.

– Сосед. Кто еще? – мужик подтянул штаны и затянул сигарету, после чего приблизился к моей двери, от которой я тут же отскочила и присела в углу темной прихожей.

– Я вас не знаю, – пробормотала я, прощаясь со своей жизнью.

– Я вас тоже. Открывайте.

Не открывая двери, я выяснила, что это никакой не любовник и не убийца, а всего лишь сын Нины Григорьевны, о котором так много рассказывала старушка. Он живет в Америке и приезжает домой раз в десять лет. Я вспомнила, как Нина Григорьевна, ловко обведя меня вокруг пальца, несколько раз звонила ему за кордон с моего телефона, после чего я начала ее избегать – к черту таких соседей!

К тому времени, как я уже отважилась открыть ему дверь, на площадке, словно Чип и Дейл, появились два плечистых сантехника, и я без страха впустила их в квартиру, поблагодарив за участие сына Нины Григорьевны.

– А вы поднимались наверх к соседям? Кто у вас там вообще живет? – интересовались сантехники, пока светили фонариком в дырку в стене в поисках источника потопа.

И тут я поняла, что не знаю и не хочу знать, кто мои соседи. Что первые годы жизни в Москве меня это дико возмущало – люди годами живут в одном доме и не знают, кто рождается, растет и умирает за соседней дверью. Вспомнила, как в моем детстве не было закрытых дверей. Как все соседи были одной большой семьей и самой скорой помощью. Как бегали за солью, хлебом и спичками. Сейчас, когда на каждом шагу круглосуточные магазины, такой необходимости нет, а за советом и жилеткой мы бежим в соцсети.

Когда моему сыну исполнился годик, я по старой провинциальной привычке напекла пирожков, чтобы раздать соседям по случаю этого торжественного события. Я стояла за закрытыми дверьми и как идиотка объясняла, что мне ничего от них не нужно, что я всего лишь хочу угостить. Потом я на это дело плюнула и стала жить, как все: никого не вижу, никого не знаю. Очень просто закрыть дверь и не открывать ее, даже если кто-то стучит: ты ведь никого не ждешь? Никого и ничего. Кроме подвоха.

Но в ночь с воскресенья на понедельник подвох заключался в том, что это не меня заливали. Посветив своим фонариком и покрутив все рычажки, что были спрятаны за кафелем в моем туалете, плечистые сантехники выяснили, что это я беспощадно заливала соседей, живущих подо мной. Которых, к слову, я тоже не знаю.