Борис Кагарлицкий: Парадокс кризиса

Потому что на самом деле кризисы – время самых важных и позитивных преобразований в экономической и общественной жизни, время, когда наконец получают шанс по-настоящему новаторские идеи и технологии, слом старого соотношения сил, когда становится «невозможное возможно». Собственно, кризис – это очень органичное и естественное состояние для русской культуры с её двойственностью, противоречивостью и стремлению к большим событиям.

Кризис – это очень органичное и естественное состояние для русской культуры с её двойственностью, противоречивостью и стремлению к большим событиям

Экономист Василий Колташов, занимающийся историей кризисов, очень хорошо показал, как рыночные потрясения способствовали технологическим переворотам – начиная от индустриальной революции до внедрения электричества. Но дело не только в технике. Структурные изменения в обществе очень часто тоже оказываются результатом кризиса, а назревшие и необходимые реформы, годами откладываемые по всевозможным поводам, наконец становятся неизбежными.

Отечественные политики и эксперты обожают говорить о диверсификации экономики, о необходимости «слезть с нефтяной иглы», о реиндустриализации, технологической модернизации и так далее. Вроде бы и проблемы всем ясны, и ответы, пусть и в самом общем виде, сформулированы, а между тем, по общему признанию, «сырьевая зависимость» усиливается, структура экспорта ухудшается, инфраструктура изнашивается, промышленное оборудование стареет. Реформы, проводимые в области образования и науки, призванные «ориентировать эти сферы на реальные потребности общества», по существу, снижают эффективность и уничтожают имеющийся потенциал, поскольку как раз сложившаяся система производства воспользоваться всё ещё имеющимися, накопленными за прошлые десятилетия возможностями не может и «адаптация к реальным потребностям» означает систематическое снижение потенциальных возможностей.

Выход из этого порочного круга состоит именно в структурных экономических преобразованиях, в отказе от «адаптации к реальности» и ставке на то, чтобы, мобилизуя имеющийся ещё потенциал, эту реальность решительным образом менять. Однако этого-то как раз и не происходит.

В течение 2000-х годов Россия получила целый ряд возможностей для развития и многие из них упустила. Приток нефтедолларов позволил стране выползти из депрессии, в которой она находилась на протяжении 1990-х годов. Положение реально улучшалось, но структурные проблемы, унаследованные от предыдущего десятилетия (а часто – и с советского времени), не решались. Напротив, возникло ощущение, что пополнение бюджета и рост доходов (государства, корпораций, населения) сами по себе уже решают все проблемы. Иными словами, необходимые структурные реформы в «тучные годы» не проводились, поскольку и так всё было – или казалось – более или менее удовлетворительным.

В 2007 году появились первые признаки надвигающихся испытаний, а вскоре и разразилась (вернее, докатилась до нас) «первая волна» кризиса. В этой ситуации проводить структурные преобразования никому не пришло в голову, поскольку надо было решать множество текущих проблем, затыкать бессчетное число мелких дыр. Все структурные слабости и противоречия отечественной экономики разом выявились, но сделать ничего уже было нельзя – не было ни ресурсов, ни времени на то, чтобы действовать, исходя из долгосрочной перспективы, всё свелось к краткосрочным задачам.

Получается парадокс. Когда дела идут хорошо, мы не нуждаемся в структурных реформах, потому что и без них всё вроде бы в порядке. Когда же дела идут плохо, мы понимаем, что остро нуждаемся в структурных преобразованиях, но не можем их себе позволить.

Не исключено, что потребуется вторая волна кризиса, чтобы разорвать этот порочный круг. Ведь кризис не только создает проблемы, он меняет соотношение сил в системе, приводит к кадровым перестановкам и, в конечном счете, заставляет менять не только управленцев, но и саму систему управления. Он вынуждает не просто проводить систему конкретных мер, но и выстраивать новые отношения власти и принятия решений, которые в наибольшей степени соответствуют уже нуждам новой, радикально изменившейся ситуации.

На эту тему
• Василий Колташов: Классифицировать историю
• Михаил Хазин: Не сможет быть локомотивом
• Василий Колташов: Время стабильного кризиса
• Роман Авдеев: Кризис позади
• Олег Поддымников: Быстрый эффект

Беда современной антикризисной политики – не только в России, но и в большинстве развитых стран – состоит в том, что она была ориентирована не на преодоление кризиса, не на разрешение породивших его противоречий, а на спасение тех господствующих групп, партий и корпораций, которые, собственно, и несут основную ответственность за случившееся. В итоге антикризисные меры не только не помогли справиться с бедствием, но и усугубили его, что мы очень хорошо сейчас можем наблюдать на примере катастрофы, происходящей в еврозоне. На этом фоне российская экономическая конъюнктура ещё смотрится не так уж плохо, иное дело, что утешать себя этим не следует. Майское падение рубля показало, что кризис подбирается к нам.

Но так ли это плохо? На самом деле реально необходимые антикризисные меры ещё нигде не были задействованы, либо они были задействованы в очень небольшой мере. Причина проста, эти меры меняют соотношение сил, они не выгодны части господствующих элит, но и углубление кризиса ведет к ослаблению этих же элит. Рано или поздно подходит момент, когда правящие круги либо оказываются вынуждены идти на уступки требованиям реальности, либо оказываются сметены ходом событий.

Вот тут-то и обнаруживается самый интересный парадокс нынешнего кризиса. Стратегия, которая была бы наиболее эффективна для его преодоления, одновременно в наибольшей степени соответствует долгосрочным потребностям России, курсу на диверсификацию экономики и восстановление промышленности.

Ключевой её момент состоит в том, чтобы восстановить внутренний спрос в старых индустриальных странах за счет возрождения производства – на новых технологических основаниях. Возможности для этого есть, тем более что ресурсы дешевого труда в Азии исчерпываются, как количественно (Китай вступает в полосу демографического упадка), так и качественно (стоимость рабочей силы начинает расти быстрее, чем её квалификация). Но для подобного поворота нужны, в полном соответствии с теорией великого Дж. М. Кейнса, массированные государственные инвестиции и расширение общественного сектора, который становится локомотивом, вытаскивающим всю экономическую и социальную систему на новый уровень развития. Так было в 1930-е годы и после Второй мировой войны. А если покопаться в истории, то и знаменитый «Кризис XVII века» преодолеть удалось – по рецептам другого великого экономиста Ж.Б. Кольбера. Достаточно вспомнить, что произошедшее при нем блестящее восхождение Франции началось даже не с развития государственных мануфактур, ставших технологическими лидерами европейской промышленности, и даже не с широкомасштабной программы дорожного строительства, полностью изменившей представления западных людей о пространстве и расстояниях, а с жесточайшего разгрома финансовой олигархии. Её представителей обложили огромными штрафами, конфисковали более 70 миллионов ливров (сумма по тем временам фантастическая), многих просто казнили. Странным образом бюджет, в котором до этого постоянно не хватало средств, как-то сразу наполнился, и можно было даже понизить налоги.

Уроки предыдущих кризисов достаточно просты. Во-первых, антикризисная политика становится эффективной лишь в том случае, если одновременно является антиолигархической. В противном случае все усилия правительства сойдут на нет, а любые средства будут просто перекачены на счета корпоративных воротил. Во-вторых, экономический рост требует перенаправления финансовых потоков в сферу производства, а также технического перевооружения промышленности. В России этот вопрос сам по себе назрел, поскольку частные компании и хозяева, завладевшие советскими предприятиями, просто гоняют до полного износа устаревшее оборудование. Складывается ситуация, когда в очень скором времени придется либо закрывать огромное число предприятий, либо в течение короткого срока массированно менять технику, причем в таких масштабах, что отдельные заводы или фирмы с этим не справятся. Технологическое обновление будет иметь смысл и окажется рентабельным лишь в том случае, если сразу будут устанавливаться самые передовые и самое современные из имеющихся в мире технологий, либо параллельно разрабатываться новые.   Отсюда логически вытекает третий вывод: ключевую роль в этой политике играет не просто государственный сектор, а осознанные усилия, направленные на достижение конкретных, общественно-значимых результатов. Строительство современной транспортной инфраструктуры не случайно со времен Кольбера было способом одновременно решить множество задач – от укрепления правительственного контроля и единства страны до повышения жизненного уровня населения и создания внутреннего рынка и условий для развития мелкого и среднего бизнеса вдоль транспортных артерий. В нашем случае это ещё и стимул для восстановления машиностроительной промышленности, развертывание исследовательской работы, направленной на внедрение более современных, дешевых и эффективных транспортных систем, модернизация связанной с этим энергетики, создание рабочих мест для квалифицированных специалистов.

Наконец, со времен Кольбера известно, что в период кризиса надо защищать внутренний рынок, поощряя собственное производство. И как бы ни пугали нас сегодня протекционизмом, никакого другого выхода просто нет – все крупные страны так или иначе будут двигаться в том же направлении. Вступая во Всемирную торговую организацию, Россия существенно ограничивает свои возможности, но следует помнить, что наиболее влиятельные в экономическом смысле страны – от Китая до Америки – являются одновременно и самыми злостными нарушителями правил ВТО. Правда, чем больше они эти правила нарушают, тем больше требуют их соблюдения от всех остальных, но с чего мы взяли, что любое российское правительство будет всегда следовать их рекомендациям, а не их примеру? Да и не ясно, переживет ли ВТО нынешний кризис, а если переживет, то в каком виде и что от неё останется...

Рано или поздно стратегия «нового кольбертизма» будет востребована, и для России принципиально важно не оказаться в задних рядах. Тем более что обстоятельства как раз диктуют необходимость торопиться. И в этом случае наши недостатки и проблемы могут неожиданно оказаться нашими сильными сторонами. Ведь нам в самом деле остро нужны новые шоссе, железнодорожные и воздушные магистрали с соответствующей инфраструктурой. Нам всё равно нужно заменять промышленное оборудование и реконструировать энергетические объекты. У нас есть традиция экономически сильного государства, и в стране всё ещё осталось множество специалистов, ищущих себе применения.

Как бы ни утопично это казалось сегодня, есть все основания думать, что современные дороги в России построить можно.

Другое дело, что дураки всё равно никуда не денутся...