Максим Соколов: Есть мнение

В своих наблюдениях над макрокосмом и микрокосмом я в общем и целом соглашался с тем макрокосмическим суждением, что худой (хороших особо-то и не бывает) социальный мир не вечен. Стараниями ли власти, стараниями ли Креативных Сил Света, совместными ли их стараниями или просто несчастным наложением кризисов друг на друга, но в принципе разрушение мира возможно, а власть в условиях обострения может получить по полной программе и от тех, кто доселе отличался рассудительностью и смирением. Равно как в области микрокосмической я давно смирился с тем, что за охлажденные, а то и весьма критические отзывы о Силах Света приходится расплачиваться званием свирепого гоя, а равно и онагра. Даровых удовольствий не бывает.

Если кто в смысле исторического видения добровольно себя ослепил – это его дело, но откуда берется уверенность, что все остальные тоже слепы, – это не вполне понятно

Велико же было мое изумление, когда в последнее время мне доводилось наблюдать выхлопы подспудного жара, адресованные не только власти роковой (власти тоже доставалось, тем-то сюжет и интересен), но и освободителям России от этой власти. Причем выхлопы бывали столь сильными и резкими, что, слушая таковые речи, я ощущал себя не онагром, а божией коровой.

В силу того, что выхлопы наблюдались в условиях глубочайшего подзамка и абсолютно не для печати, никаких содержательных подробностей и даже намеков на таковые не будет. Тут уж остается или верить на слово, или не верить.

Контраст столь впечатлял, ибо показывал, что создавать разность потенциалов совсем не только злейшие жидочекисты умеют: и добрейшие освободители этим умением также не обделены. Воздержание от публичных резких высказываний – это, с одной стороны, хорошо, громкий лай человека не очень украшает, он же не цепной кобель. С другой стороны, не совсем хорошо, поскольку ввергает освободителей в неразумную самонадеянность. Ими оценивается только внешний признак, т. е. отсутствие громкой ругани, на основании чего без всяких попыток понять природу такой сдержанности – то ли это молчание страха ради иудейска, то ли просто кролик был очень вежливый и потому ничего не сказал – делается тот недостаточно обоснованный вывод, что всякий воздерживающийся от ругани либо уже в сердце своем на нашей стороне, либо вот-вот присоединится.

То есть вариант, при котором человек страха ради иудейска на публике сдерживается, а внутри у него кровь вскипает, и еще немного, еще чуть – и он самым энергическим образом восстанет против смертельно ему надоевших, этот вариант прилагается и даже с большой уверенностью прилагается лишь к отношениям внешне сдержанного человека с властью. «Молчит – значит, выстрадывает перестройку». Зеркального варианта, при котором сдержанный человек молчит – значит, выстрадывает реакцию, не может по предположению быть, потому что не может быть никогда. Почему – не объясняется.

При стороннем же наблюдении возможность зеркального варианта вполне можно объяснить. Никто еще не опроверг ту всепобеждающую истину марксизма, что бывают этикетки, которые обманывают только продавца. Или по преимуществу продавца. Такая черта натуры, как склонность к самоупоению, присуща богеме не в меньшей, но, пожалуй что, даже в большей степени, нежели власти, – и чего же ждать от предводителей марширующей богемы. Не могут же они совершенно попалить свою природу.

Причем некоторые фокусы с этикетками бывают довольно рискованны. Формула «А я все называюсь лошадью, хотя служу давно в извозчиках», т. е. «Злобные силы мя злобно гнетут, притом что я готов, да и возможности имею сам любого загнобить» – она вчуже не всем нравится, опять же имеется исторический опыт, когда новые и совершенно не милостивые господа все объявляли себя пролетариями.

Можно, разумеется, убедить себя – и это успешно сделано – в том, что исторические аналогии важны и познавательны, когда ими можно уязвить власть, но при этом они не имеют ни малейшего значения, когда басня про нас рассказывается. Не все, однако, способны к такой диалектике, и порой случается равноудаленный подход, когда и странные телодвижения власти начинают сильно и неприятно напоминать времена то ли Николая II, то ли М. С. Горбачева, и прогрессивные телодвижения общественности вызывают в памяти когда кадетско-революционное ожесточение публики, которая, упорно рубя сук, на котором сидела, в конце концов успешно дорубилась, а когда и господ немилостивых, пришедших в итоге к власти и весьма любивших рассказывать про ужасы Николая Кровавого. Если кто в смысле исторического видения добровольно себя ослепил – это его дело, но откуда берется уверенность, что все остальные тоже слепы, – это не вполне понятно. Конечно, есть острое и даже совсем не скрываемое желание стать не частичными, как сегодня (тоже не самое аппетитное зрелище, отсюда ведь, кстати, и страх иудейский), но полновластными хозяевами дискурса, но, чтобы стать таковыми, надо реально ослепить общество, чтобы не задавало глупых вопросов, как это сделали большевики, а просто так, по щучьему велению, по моему хотению, этого не случается. Раздражить – да, можно, покорить под нози – с этим сложнее.

Советская формула «есть мнение» оставила по себе дурную память, потому что предполагала именно властное и в придачу лицемерное хозяйствование над словами и поступками, но ведь у этой формулы есть и более почтенный смысл. «Поступайте, как знаете, но реальная действительность богаче, нежели это видится вашему богемному кругу и вашим предводителям, можно и просчитаться».

Одной же из самых неприятных черт этой реальной действительности является совершенно не нулевая сумма игры, в которую сейчас играют. Богема-то полагает, что сумма нулевая: от власти отнимается, нам прибавляется. Наблюдения за подзамочными выхлопами внешне осторожных и смиренных людей склоняют к тому выводу, что игра идет с ненулевой, но весьма и весьма отрицательной суммой. Что мало позволяет рассчитывать на благоденственное и мирное житие.