Андрей Перла: Вопрос масштаба

Масштаба случившегося из-за протеста скандала – масштабу протеста. Масштаба настигшего (именно уже настигшего, хотя суд еще впереди) несчастных певиц возмездия – масштабу и власти, и Церкви, и даже скандала. Столь огромные сущности пришли в движение по столь ничтожному поводу. Целое российское государство. Целая Православная церковь. Целое российское общество. Из-за чего? Из-за минутной «песни» трех юных дур?

Дайте обществу, раз уж привлекли внимание к пустому месту, это пустое место как следует рассмотреть

Эта несоразмерность – главная, на мой взгляд, неприятность сложившейся ситуации. Потому что, если разобраться, конфликты у Церкви с деятелями культуры бывали и раньше. И бывало так, что результатом конфликта становилось отторжение Церкви обществом. Увы. Но масштаб... Епископ, имя которого теперь без помощи справочников вспомнят только пушкинисты, поучал Пушкина: надо было написать «не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана». Так то был – Пушкин! Солнце русской поэзии. Создатель русской литературы. Мыслитель. То был, если считать это конфликтом, конфликт космического масштаба. Можно ли написать, что жизнь – дар напрасный? История и русское общество встали на сторону Пушкина – доказали, что был неправ епископ.

С Пушкиным была и другая история. Из цензурных соображений Жуковский заменил в его сказке «Поп Толоконный лоб» на «Купец Остолоп». Намедни на русском севере тот подцензурный вариант переиздали. Из тех соображений: это же целый Пушкин! Он, действительно, одним стихотворением создает отношение к обобщенному попу – всего российского общества, всего народа! Переиздание той давней редакции – курьез. Но конфликт, который стоит за курьезом, не смешон. Может быть, страшен. Он соразмерен Церкви, обществу и русской культуре, как соразмерен им гений.

А гениев в русской культуре много, и конфликтов такого рода насчитать можно много. В начале XX века отлучили от церкви Льва Толстого. Формально были совершенно правы – он поставил себя вне Православной церкви. Додумался до банального – до буквального чтения Евангелия и протестантизма, что ему среди ортодоксов делать? С точки зрения влияния на общество – фатально ошиблись: образованное русское общество точно знало, что в конфликте гения и Церкви прав может быть только автор «Войны и мира» и «Анны Карениной» а попы правы быть не могут. Масштаб конфликта – русская литература, которая и есть русская культура, все русское общество... И как бы не вся русская история XX века, потому что, решись тогда с Толстым иначе, куда как меньше было бы сторонников у большевистского богоборчества. Поскольку не с Богом же боролись – а с пушкинскими толоконными лбами, с косными людьми, пытавшимися травить гения... Каждый гимназист, презиравший своего учителя Закона Божьего, презирал его не сам по себе – а в согласии с великой русской литературой.

Масштаб. В этом все дело. Серьезное отношение к девицам в масках, серьезное предварительное заключение, серьезный срок, который им «ломится», – уравнивает стороны конфликта. Целую Церковь, целую идею порядка, целую «Власть» – с чем? С акционистками? С пустым местом. Не заметили бы их три великие сущности – и четвертая соразмерная им сущность, российское общество, не заметила бы «панк-молебен». Ну, порадовались бы некоторые совсем уж ни с чем не согласные храбрости несчастных девиц...

Не то теперь. Теперь хорошего выхода из ситуации, пожалуй, уже и нет. Наказать по всей строгости закона? Огромные слоны затоптали моську, «от него кровопролитиев ждали, а он чижика съел» – ущерб репутации, снижение масштаба – и одновременно пропорциональный рост масштаба и значения акционисток. Госпожа Толокно, соразмерная Пушкину, Толстому и Ходорковскому сразу, не желаете ли видеть? Госпожа Толокно как лицо русского образованного общества, оскорбленного косной Церковью, – а так не желаете? А уже поздно, уже так и есть. Раз слон атаковал моську – стало быть, признал за равную, стало быть, увидел не мелочь пузатую, а настоящего врага. Неповадно будет другим таким же? Будет. Некоторое время. Но только по истечении этого времени можно будет столкнуться с настоящим врагом.

Отпустить? Закон и это позволяет. Но масштаб-то уже задан. Отпустить – значит проиграть эту ненужную, но уже неотменимую битву вновь созданному врагу. Дать санкцию каждому прыщавому никчемушнику повышать свой статус за счет... Да не Церкви уже даже! За счет порядка. За счет государства. Которое – доказано на опыте акционисток! – бессильно...

Но все-таки отпустить – правильнее. Потому что если слон, схватив дрянную собачонку хоботом, поднеся к глазам, осознает, насколько она мала, – это тоже трудно будет не заметить. Потому что отпущенная собачонка продолжит заливаться лаем – и публика получит шанс поставить себя на ее место. Потому что Толокно не тянет ни на Пушкина, ни на Веру Засулич. На самом деле – не деятель искусства и не борец.

Дайте обществу, раз уж привлекли внимание к пустому месту, это пустое место как следует рассмотреть. Оно немножко посмотрит, пожмет плечами и отвернется.