Виталий Сероклинов: Клоун

Так потом и повелось: звёзды, приготовленные для макушки, терялись, разбивались, но клоун непременно пристраивался на верхнюю ветку и крутился на ней всякий раз, когда хлопала дверь и на пороге стучал унтами отец, или же приоткрывала дверцу печки мама, подкладывая дрова и выпуская горячечный воздух...

Стеклянные шары с немодными ныне сюжетами на разрисованных боках, неуклюжие снеговики с облупившимися носами

Я быстро подрос, и однажды мне доверили повесить семейную реликвию самому, подсадив на стол. На следующий год я забрался на стол уже сам, а потом и он не понадобился – достаточно было табуретки. Я подвязывал клоуна, а родители посмеивались за спиной:

– Растёт... В прошлом году до верхушки ещё не доставал, а нынче...

Потом, когда младшие стали взрослеть, сестра выпросила у меня право исполнить эту ответственную миссию, уступив её нашему братику только к моменту моего отъезда в университет.

Последующие новогодние праздники я отмечал в общежитии – с загульными молодецкими потехами, возлияниями и утренними страданиями. Ёлку в крошечной комнате ставить было некуда, потому на воткнутую в тяжёлый том «Истории КПСС» веточку сосны просто накидывалась блестящая мишура – и традиции были соблюдены...

Прошли годы, я оказался в родительском доме на новогодние праздники; моя молодая жена сдавала экзамены далеко на Урале, потому встретить Новый год вместе мы не могли.

Старый дом стал понемногу усаживаться, в доме, как и в браке родителей, появились трещины, которые уже некому и незачем было заделывать, по коридорам гуляли сквозняки. Маленький, с улыбкой, стертой временем, клоун всё так же крутился на ёлке, пугаясь каждого сквозняка и почти не сверкая при свете гирлянд.

Наутро после праздников мне надо было уезжать, мама собрала вещи, положила свои фирменные соленья и пирожки в дорогу. Ёлка стояла голая, на деревянном, еще отцом сделанном кресте, но уже без мишуры и игрушек.

– Вот этот сверток вези аккуратнее, – почему-то беспокоилась мама, – я там тебе положила разного, потом разберешь.

Про свёрток я забыл, он пролежал на антресолях много лет – нераспакованным, пыльным, забытым...

Однажды маленькая дочка, увидев, как я очередной раз передвигаю пыльную груду, напросилась разобрать «бабушкины передачки» – и обнаружила там множество старых ёлочных игрушек. Стеклянные шары с немодными ныне сюжетами на разрисованных боках, неуклюжие снеговики с облупившимися носами – почти всё хрупкое было в процессе переездов и ремонтов подавлено и разбито.

В самой середине свертка лежал, завернутый в кусочек старой шали, клоун.

– Пап, а почему он такой грустный? Клоуны должны улыбаться! – удивилась дочка.

– Ему много лет, Саш. Я его вешал на ёлку, когда был таким же маленьким, как ты сейчас. Про него все забыли – а он, видишь, нашелся.

– А можно я его разукрашу и повешу на ёлку?

– Конечно, можно, Саш. Теперь это будет твой клоун, будешь вывешивать его на самой высокой ветке каждый год...

Сейчас в углу комнаты согревается принесенная с мороза ёлка, она уже расправила ветки и пахнет хвоей. Вечером мы будем её украшать, и Сашка сама сможет выбрать место, куда пристроить своего любимца.

И я видел – он уже улыбается...