Максим Соколов: Дальнейшая либерализация УК

Воспрепятствование, «соединенное с насилием над журналистом или его близкими, либо с повреждением или уничтожением их имущества, а равно с угрозой применения такого насилия», предполагается карать вплоть до шести лет лишения свободы. Второе чтение состоялось 1 ноября, а уже на следующий день председатель комиссии Общественной палаты по коммуникациям, информационной политике и свободе слова в СМИ главред «Московского комсомольца» П. Н. Гусев провел в ОП слушания, где заявил: «Сегодня, в 21-м веке, стало опасно быть журналистом, фотографом, сотрудником СМИ, опасно дружить или жить по соседству с журналистом, опасно писать о коррупции, опасно расследовать события, опасно быть наблюдателем нашего времени и опасно быть человеком, который свободно говорит то, что думает».

Мы наблюдаем ту же самую попытку приравнять журналиста если не к знатному франку, то хотя бы к дружиннику

Узнав, какой опасности подвергаюсь не только я и мои близкие, но даже и мои безвинные соседи, задумался над тем, как бы мы все жили без П. Н. Гусева и 144-й статьи, а еще больше поводов для раздумья добавила приложенная в новостной ленте к сообщению о гусевских слушаниях сводка о покушениях на журналистов. В ней были очевидные и бесспорные в своей прискорбности случаи, такие как избиение главреда «Химкинской правды» Бекетова, были случаи не для всех очевидные, такие как избиение журналиста «Коммерсанта» Кашина – насчет мотивов этого преступления есть разные версии, и не все они связаны с законной профессиональной деятельностью Кашина. Но еще больше там было случаев, которые к собственно журналистской деятельности касательства вообще не имели.

В мартиролог попала спецкор «Новой газеты» Костюченко, оскорбленная действием в ходе гей-парада, в котором она участвовала в качестве не журналистки, а сторонницы однополой женской любви. Туда же попала редактор телеканала Russia Today Архипцева, которой пьяный бандит в модном заведении общепита выстрелил в ногу из травматики. Когда старый, верный Виролайнен проводил покойно время таким образом, его интересовала никак не профессиональная деятельность Архипцевой, а исключительно то, что она отвергла его дружелюбие. Сходный случай произошел и с журналисткой Первого канала Сейбиль, отвергшей уличные ухаживания пьяного майора МВД. В списке был и случай с разбойным нападением в Челябинске на работавшего по контракту с Russia Today англичанина-телевизионщика Брауна, приехавшего снимать позитивный фильм про Россию, но тут хотя бы привели мнение RT, отказавшегося увязывать разбой с профессиональной деятельностью Брауна.

Оригинального в таком подверстывании немного. Еще у Солженицына читаем: «Тем  более убийство активиста никогда не приравнивалось к убийству рядового человека (как это было, впрочем, еще в кодексе Хаммурапи в 18-м столетии  до нашей эры). Если муж убил любовника жены и тот  оказался  беспартийным  – это было счастье мужа, он получал 136-ю статью, был бытовик, социально-близкий и мог быть бесконвойным. Если же любовник оказывался партийным – муж становился врагом народа с 58-8». Заметим, что не только при Хаммурапи и не только при Сталине, но и в ряде других мест и эпох. Варварские правды, типа закона салических франков, также устанавливали за однотипные деяния разные кары в зависимости от того, кто был объектом покушения: знатный франк, дружинник, римлянин, свободный общинник или раб. По прошествии пятнадцати веков с подачи Совета при президенте РФ по правам человека и развитию институтов гражданского общества мы наблюдаем ту же самую попытку приравнять журналиста если не к знатному франку, то хотя бы к дружиннику.

В принципе, можно приравнивать, можно создавать целый букет профессиональных статей типа «воспрепятствование законной профессиональной деятельности железнодорожного контролера» (он-то чем хуже?). Всей этой мороки с подражанием Хаммурапи и с неизбежным навлечением на журналистов (и так не сказать, чтобы чрезмерно любимых в народе) обвинений в кастовых привилегиях можно, однако, избежать, заведя привычку читать действующий УК. Для начала там можно было бы обнаружить в Особенной части главу 16 «Преступления против жизни и здоровья», включающую в себя санкции и за нападения, и за угрозы, а в Общей части – ст. 63 п. «ж», устанавливающую, что если преступление совершено в связи с исполнением жертвой профессиональных обязанностей или общественного долга, такое обстоятельство является отягчающим и влечет за собой более суровое наказание. Санкции по квалифицированным статьям вполне чувствительны – мало не покажется, и гуманизаторам УК, вероятно, сперва следовало бы объяснить, почему при насильственных преступлениях, связанных с профессиональной деятельностью журналиста, нельзя применять ст. 63 «ж», а нужно изобретать отдельную статью и отдельный состав. Такое исполнение законодателем своих профессиональных обязанностей производит откровенно удручающее впечатление.

И наконец – на случай обвинений в отсутствии журналистской солидарности – могу сообщить, что в 1997 г. я получал через третьих лиц указания на то, что не следует неправильно писать про Ю. М. Лужкова и группу «Мост». Я не внял указаниям, и осенью 1997 г. мне подрезали на автомашине тормозной шланг. Все это было довольно неприятно, но к мысли о собственном священном статусе меня не склонило. Профессиональные издержки, что же делать...