Максим Соколов: О демократии в России

И в истории США – а где еще брать прецеденты правильного обращения именно с президентским постом? не в Латинской же Америке? – мы встречаем случаи, подобные июлю 1927 года, когда президент К. Кулидж кратко объявил, что не намерен в 1928 году баллотироваться на президентский пост. Объявил и объявил, никто не обращался к нему с гневным: «Ты людям все расскажи на собрании». Действительно, если обладатель верховного поста не хочет продлевать свою инвеституру, он имеет на это право и даже без объявления причин. Устал, чувствует, что не для него это, хочет вернуться в свое имение и снова возложить руку на плуг, да мало ли что.

Тут более надобна не демократия, но действенность государственной машины и какая-то устойчивость правил, по которым она работает

Вызывает сомнения не сам по себе отказ. «Товарищ, не в силах я вахту стоять» – такое случается. Сомнения возникают в связи с готовностью встать на объективно гораздо более тяжелую премьерскую вахту. Ведь там оперативное управление, требующее гораздо больше сил, времени и внимания.

В качестве другого уточнения можно указать на неточность термина «рокировка» применительно к решениям исторического XII съезда ЕР. Рокировка есть достаточно понятный ход, заключающийся в том, что король убирается в более спокойное место, а ладья, напротив, выводится на открытую вертикаль, где эта фигура может быть использована с большей эффективностью. В нашем же случае теория шахматной игры пошла значительно дальше – в сторону так называемых «сказочных шахмат». Изначально на доске были представлены король, т. е. символически самая главная фигура, но могущая ходить лишь на одно поле вокруг себя и, к тому же, не могущая ходить на битые поля, и ферзь («визирь», «полководец»), могущий бить неограниченно по вертикалям, горизонталям и диагоналям, но уступающий королю в символическом значении. В ходе мероприятия было продекларировано намерение преобразовать короля в ферзя, а ферзя в короля, причем, возможно, в том варианте, когда ферзь, преобразовавшись в короля, сохранит свои дальнобойные качества. Это уже не рокировка, но куда более хитрая ферзировка, значительно обогащающая наше представление об игре.

Конечно же, усердие все превозмогает. Возроптавший Г. О. Павловский справедливо отмечает: «Я знаю в Москве не меньше трех десятков политических писателей, которые вам напишут объяснение этого за 15 минут. И недорого за это возьмут». Сложность в том, что все эти убедительные объяснения будут написаны ad hoc, т. е. подогнаны под данный конкретный казус, а при новом казусе будут составлены новые объяснения и, опять же, ad hoc.  Примерно как в русской народной сказке про то, как мужик и медведь, занимаясь тандемным земледелием, делили вершки и корешки. При выращивании овсов мужику доставались вершки, а при выращивании репы – корешки. Медведю, соответственно, наоборот.

А. де Токвиль в книге «О демократии в Америке» особо отмечал удобопонятность заокеанских демократических порядков. Цирюльник в маленьком провинциальном городке вполне способен и сам понять, и чужеземцу на пальцах разъяснить, зачем тот или иной институт нужен и как он работает. Наличие таких понятливых цирюльников не обязательно связано с демократией. Пруссия Фридриха Великого была абсолютистским государством, но там не то что цирюльник, а даже и потсдамский мельник имел твердые представления об устройстве и принципе действия прусского королевства. Возможно, соотечественник Токвиля, какой-нибудь амьенский цирюльник также мог бы объяснить, что вот во Франции есть король, есть первый министр и есть палата депутатов. Тут более надобна не демократия, но действенность государственной машины и какая-то устойчивость правил, по которым она работает. Желательно еще и некоторое соответствие между писаными общими нормами и реальной практикой.

Когда все это утрачивается, наступает описанный Г. О. Павловским пир недорогих политических писателей, а равно и диалог А. И. Райкина с Л. И. Брежневым о решении некоторого бытового вопроса, в котором генсек, любивший артиста, ему покровительствовал. Несмотря на предстательство генсека, дело шло как-то бестолково, и А. И. Райкин взволнованно спросил: «Леонид Ильич, но где же логика?» Мудрый Леонид Ильич на это отвечал: «Аркаша, логику не ищи».

Трудно отрицать, что благодаря решениям исторического съезда демократия в России существенно приблизилась к формуле Л. И. Брежнева.