Владимир Мамонтов: Про Победу

В артистическом буфете лондонского «Альберт Холла» толклись мужики с медалями, орденскими колодками и перевязями: знаменная группа. Болтал о чем-то с благообразными друзьями Рик Вейкман, постаревший, но такой же крючконосый и блондинистый. Метались наши соотечественники, утрясающие бесконечные рутинные неувязки.

Моего спутника спросили на паспортном контроле в Хитроу: вы журналист? Да. Из «Правды» или из «Известий»? Нет, но из «Известий» рядом у стойки. «Он, наверное, шпион

А мы ждали, пока нам выкроят несколько свободных кресел: главный концертный зал Великобритании был битком набит. Пять тысяч мест заполнили англичане, которые пришли послушать ансамбль Александрова, наших и своих эстрадных звезд, а главное, поучаствовать в чествовании русских, внесших решающий вклад в Победу.

Формат праздничного действа предполагал терпеливое выслушивание приветствий. Речей. Сообщений о достижениях благотворителей.

И все это публика, воспитанная английская публика, слегка разбавленная нашими лондонцами и светским обозревателем Боженой Рынской, блистательно вынесла. Только на финальных аккордах родного и тем, и другим Jethro Tull народ позволил себе расходиться: но и дело было за полночь.

Это некоторое самопожертвование входит в джентльменский набор: добропорядочным людям положено не только шустрить, «поднимать бабки» и т. п., но и разделять некоторые ценности. Главной ценностью этого вечера были ветераны. Российские и английские. Они взволнованно и, по мнению режиссера, долго говорили. Они шутили. Они забывали произнести важные политкорректные вещи – и начинали снова. Они были трогательны и прекрасны, эти старики, обеспечившие нам 65 лет хотя бы относительного мира.

А я сидел и думал об исторической правде. Какая же она, черт возьми, бывает разная! Взять французов. С одной стороны, героические люди, Сопротивление, партизаны, «Нормандия – Неман». С другой – как легко, играючи их заграбастала Германия, как ценность жизни в них перевесила ценность свободы... И побеждать немцев пришлось не только вместе с французами, но и вместо французов. Вместо тех французов, которые не сражались. Погибать за тех, кого там не смолола война. За французов, которые – разумеется, справедливо – получили свой клин в поделенном Берлине: именно там мы учились разделять европейские ценности. Такой ценой.

Американцы: встреча на Эльбе, высадка в Нормандии... Бессмысленная бомбардировка Дрездена, Хиросимы, Нагасаки.

А Черчилль-то какой разный! Уму непостижимо! Уважительное «Сталин получил Россию с сохой, а оставил с атомной бомбой» – это Черчилль. Тома лукавой переписки про второй фронт – это тоже Черчилль. Стравливание СССР с Германией – и к этому руку приложил. Мы с немцами кромсали и кромсали друг друга, кромсали и кромсали. А союзники переписывались со Сталиным и выжидали.

Какая из этих правд важнее? Какую выдвигать на первый план, какую – в легкую тень?

А со сцены все говорили российские и английские ветераны.

Как мы теперь знаем, поскольку уважаем историческую правду, и они могли из друзей, так ждавших караваны в Мурманске, превратиться во врагов. Черчилль, попивая армянский коньячок, присланный Сталиным, обдумывал «немыслимое» – стратегический план поворота рек войны в другую сторону. В нашу. А уж британское кредитование германской промышленности, мощно рванувшей в предвоенные и военные годы, даже вспоминать в праздничный день не стоит. Как и всяческие сепаратные переговоры. Ослабевший в битве с германцем СССР – что еще нужно, чтобы скрасить старость политику такого уровня, как сэр Уинстон? Лучше вспомним тушенку, «Аэрокобры», караваны и Ковентри, побратима Волгограда. Правда, лучше.

А Сталин? В ходе подготовки к нынешнему Дню Победы произошел не один эпизод, когда именно он выдвинулся к рампе – во всей исторической противоречивости, ужасности, величии, коварстве. Его едва не назначили ответственным за трагическое падение польского самолета, что дало неполиткорректным интернетчикам повод долго это обстебывать. Его собирались запечатлеть на громадных плакатах. Теперь государственная оценка Сталина такова: тиран и палач в нем перевешивают главнокомандующего, хотя думать иначе не запрещено. Войну выиграл не он, а солдаты Великой Отечественной. Что истинная правда. Но было бы их побольше, ветеранов Отечественной, их голос был бы послышней. И они, возможно, заострили бы внимание на том, что выиграть войну вопреки верховному главнокомандующему, как бы поодаль от него – нонсенс.

Известный черно-белый ялтинский снимок (фото: ИТАР-ТАСС)

Плох тот верховный главнокомандующий, помимо которого страна может выиграть войну. Был ли Сталин в этом смысле плох? Или он был плох в других смыслах? Сам он считал, что войну выиграл главным образом русский народ, о чем сказал в своем знаменитом тосте.

Разумеется, он как политик, и прековарнейший, знал, когда и что говорить. Что еще мог он сказать стране, которой он руководил и которая потеряла миллионы жизней потому, что верховный не сумел, не успел обеспечить боеготовность страны? За что его и макает комбриг Котов, герой «Предстояния», лицом в торт. Справедливость – она восторжествует. Пусть 65 лет спустя. Пусть во сне.

Кстати, посмотрю я на всех оголтелых критиков Михалкова, когда он получит в Каннах что-то существенное, а это не исключено. Компоненты возможного успеха, на мой взгляд, таковы: это абсолютно артхаусное кино, антисталинское кино, кино об абсурде войны, о подоплеке жестокости, это сильное кино. Это очень своевременное кино: в споре, солдат или Сталин выиграл войну, у Михалкова свой ответ. Войну выиграл Бог. Русский Бог, как предполагал еще Пушкин.

Да хоть Барклай! Лишь бы не Сталин.

Нам кажется порою, что стоит нам отказаться от Сталина – и мы со всем миром заживем единым человечьим общежитьем. Сталин отправится туда же, куда и Гитлер, а нас примут везде, куда еще не приняли. Да, чуть не забыл: надо еще покаяться. За его преступления. И за то, что так долго не могли понять: за что сын солдата-освободителя должен каяться? И уж потом поставить в красный угол святых Трумэна, Черчилля, Рузвельта...

Ансамбль Александрова грянул «Священную войну». Мурашки размером с белку в парке Сент-Джеймс поползли по всем присутствующим. А у меня в голове заворочалась еще одна новейшая правда о Великой Отечественной. Оказывается, песня в обстановке строжайшей секретности была написана заранее. А вовсе не за одну ночь. Честно: не знаю, что добавляет или убавляет эта маленькая правдочка, хотя, если так, то знать ее нелишне.

Правда же самой песни настолько шире дат и обстоятельств! Ее не то что «Альберт Холл», а это бочка здоровая, все бессмертные души нормальных, памятливых и совестливых людей не вместят.

Конечно же, тайный приказ о написании «Священной войны» тоже отдал вездесущий Сталин.

Тут, на огромном экране, он и появился, глядя в «Альберт Холл» образца 10 мая 2010 года. Никто не возмутился, не упал в обморок. Не засвистал. Не испугался, не крикнул: «Долой!»

Я знаю, почему: потому что с ним рядом были Черчилль и Рузвельт. Известный черно-белый ялтинский снимок. Запечатлевший такую вот историческую правду. Сидят, улыбаются нам оттуда.

Таким образом, в Лондоне вполне мирно и весьма уместно материализовался плакат, который бы многих примирил и в Москве. Не думаю, что эта троица смутила даже Обаму, Саркози и Берлускони, когда они под сполохи салюта прохаживались бы по Москве вечером 9 мая. Впрочем, современные руководители, как известно, вообще не приехали, сославшись на трудности экономические, вулканические, предвыборные и прочие. А воинское братство символизировали оркестры и парадные расчеты, что расставило акценты: трясучка с евро относительно парада в Москве. Хотя менее занятые европейцы, не убоявшись плакатов, приезжали в Москву майскую и даже породили некоторый бизнес: туристам предприимчивые москвичи сдавали квартиры на Тверской, чтобы группы энтузиастов могли насладиться репетициями, прохождениями и пролетами боевой техники.

Тем временем на сцену в «Альберт Холле» вышел Джереми Айронс. Благородный и неуловимо порочный Гумберт прочел верлибр Одена о начале Второй мировой войны, проникновенный, гуманистический. Потом он же читал «Жди меня» Константина Симонова в очень точном, почти буквальном переводе на английский. Его сменил наш посол. Он зачитал приветствие президента Российской Федерации Дмитрия Медведева, которое тот направил устроителям данного мероприятия: фонду «Русский мир» и Красному Кресту. Англичане благодарно поаплодировали и стихли, будто бы ожидая продолжения. И оно последовало: с приветствием обратился и премьер-министр Владимир Путин. Легкий шелест успокоения пронесся по залу: ну слава Богу, в России все по-прежнему.

Концерт явился тому блистательным подтверждением. Я был еще весьма юн, а человек в военной форме, растягивая меха бутафорской гармони, уже летал над сценой. Тенор в фуражке тянул в «Калинке» немыслимо долгую и звонкую ноту. Иосиф Кобзон неторопливо выходил на сцену. И именно это страшно нравилось аудитории. В «Казачьей пляске» шашки танцоров, звонко сшибаясь, высекают реальные искры. Я видел это раз сто. И каждый раз по залу пролетает вздох изумления и восторга: как они умеют! И не порежутся! В «Альберт Холле» – 2010 я увидел это в сто первый раз. Прочие наши и их артисты, и даже вполне хорошие артисты проходили по разряду «раз надо – значит, надо». А свиставший соловьем немолодой военный хорист вызвал овацию.

Надо ли миру от нас еще чего-то? Кто мы для них? Моего спутника спросили на паспортном контроле в Хитроу: вы журналист? Да. Из «Правды» или из «Известий»? Нет, но из «Известий» рядом у стойки. «Он, наверное, шпион», – меланхолично пошутил пограничник, штемпелюя паспорт.

...Не шпион, а разведчик. И вот что я в этот раз в Лондоне разведал: неширокая улица, прямо на тротуаре стоит памятник. Это бронзовая скамейка, а на ней два уже многажды упоминавшихся здесь персонажа. Рузвельт и Черчилль. Они доброжелательно, по-стариковски сидят, может, судьбы мира решают. А, может, глазеют на проходящих мимо девушек – там район модный, голенастые цапли скачут. Знаете, как этот памятник называется в духе традиционного британского юмора?

«Сталин ненадолго отошел».