Подводя итоги года, надо признать, что самое захватывающее и будоражащее в нем – это президентский призыв к модернизации России. Замах гигантский – дело не только в полетах к Марсу и широкополосном Интернете.

«Мы сами должны измениться», − сказал Дмитрий Медведев, и лично у меня холодок прошел по спине: я поймал себя на том, что отчетливо, железобетонно и безнадежно не испытываю потребности меняться. А, значит, буду сметен могучей и веселой поступью.

Вот, скажем, я люблю Гоголя, этого Пелевина нашего прошлого. И я знаю твердо, что Николай Васильевич повредился умом ровно на этом: во втором томе «Мертвых душ» пытался подстроиться к растущим требованиям времени и сформулировать личный план участия в усовершенствовании России. Которая не в литературной горячке, а на деле мчалась бы, как необгонимая тройка, заставляя расступаться другие страны и государства. Причем в первом томе он и так был уверен: Русь мчится! А потом засуетился: чего там мчится, когда кругом Собакевичи да Ноздревы, стал изобретать идеального помещика, заболел, сжег рукопись, умер, ворочался в гробу, а потом ему на бульваре поставили памятник «От советского правительства».

В волнении я стал оглядываться кругом, но скоро успокоился: я увидел, что хотя Россия сильно изменилась с гоголевских времен, но и Собакевичи с Ноздревыми, слава Богу, живы, вместе с Маниловыми и Шпоньками. А уж Чичиковых и Хлестаковых развелось сверх всяческой меры. Звонят другу Тряпичкину по мобиле: слышь, душа Тряпичкин, ты сейчас где? Тебе удобно говорить? За сколько разместишь статейку про одного реакционера-городничего? Да ладно, ты ж деньгу любишь, отца родного не пощадишь. Тряпичкин, ты пропадаешь… out of coverage…

Кстати, вы слышали, чтобы кто-нибудь из руководителей страны в последние 10−15 лет публично выступал за скорейшее развитие мобильной связи? И, тем не менее, путь от кирпича, который оттягивал карман, от черной слоновьей полуподковы, куда надо было со свирепым видом орать «Ты, блин, бабки перечислил?», вызывая тоскливую зависть окружающих, до важного аксессуара продвинутого детсадовца мобилка проделала в рекордно короткие сроки.

Мне говорят: это потребительская модернизация, это легко.

Тогда еще пример. Кто постарше помнят, как у нас прежде огораживались ямы и ремонтируемые дороги. Или никак, или козлами (ударение на первый слог), наскоро сколоченными из горбыля, по которым была пущена веревочка, а на веревочке – красные тряпочки. В ямы регулярно падали люди и машины. Но это был большой шаг вперед по сравнению с отсталой царской Россией – гоголевский городничий соломенными вешками пользовался. И ничего не строил вообще.

Помню, как в советское время много и с чувством призывали правильно огораживать канавы. Даже «Литературка» писала: вот если бы директором был я, то я бы…

По-моему, эту статью в свое время читал один видный пчеловод. Пасечник Рудый Панько. И когда пора пришла ему сделаться директором, то бишь мэром крупного города, он издал указ: хочешь рыть яму – обязательно огороди ее пластиковыми красно-белыми бонами, а не огородишь – сам в нее ляжешь и сам зароешься.

Желающие получить подряд (а ям городу требовалось год от году все больше), забегали: где ж их, батюшка, взять, боны эти чертовы, может, я по старинке барашками в бумажке отгорожусь? «Не-ет, − отвечал мэр, − неси-ка, брат, этих барашков моей жене. Она открыла завод по производству пластиковых изделий. И по-честному, по-библейски почти, купи у нее недостающего себе. А про то, как со взятками подступал, я, так и быть, никому не скажу. А то, брат, тебе худо будет. У нас борьба с коррупцией идет, не сносить тебе головы».

И каков итог? А блистательный. Честных людей, покупающих оградки, стало в разы больше. Жена возглавила список «Форбс», по-честному заработав миллиарды. Честен и мэр, да продлит Кремль его сроки: в его случае он с супругой не одна сатана. А два юрлица.

Самое интересное: в городе нет и малой канавешки, кругом которой не наставлено прекрасных красно-белых пластиковых бонов, опоясанных яркими лампами. Строительства они, может, и не ускоряют, но евровид придают.

«Мы сами должны измениться» (фото: Reuters)

И, наконец, апофеоз: люди и машины действительно перестали падать на дно ущелий. А, значит, модернизация этого участка нашей разбитой дороги из отсталости к прогрессу произошла. Технология ее, конечно, подозрительно отечественная, абсолютно гоголевская, но цель, надо признать, достигнута.

Теперь представим, как сию модернизацию взялись бы проводить те, кто хотел бы сначала истребить сам гоголевский дух этой истории. Прежде извести саму неизбывную ревизоровщину, держимордовщину и ляпкин-тяпкиновщину отсталой страны, которой хоть три года скачи, до широкополосного Интернета не доскачешь. А уж потом и канавы огораживать можно.

Первое, за что они бы взялись, это изменять людей. Или хотя бы заменять. (Адвокат Макаров предлагал распустить МВД и набрать новых блюстителей – откуда? Не дает ответа). Предполагается, что модернизаторы – это такие особые люди, которыми надо заменить обыкновенных – и дело пойдет. Можно ли представить модернизатора, который затевает звонкое, большое дело ради того, чтобы под его красивой панамой продвинуть родню или лично обогатиться? Никогда! Только отсталые и устаревшие пасечники.

Тогда еще пример из истории. Пока Гоголь страдал и жег, в России родился Савва Мамонтов. Он тоже по-своему желал сделать Русь необгонимою – построил то, что и поныне северная часть Транссиба. А можно ли было его по моральным качествам подпускать к модернизации отечественных железных дорог? Ни в жисть! Потому что на поверхности он учился пению в Италии и вообще процветал, а в сердцевине оказался корыстолюбец, если не казнокрад. В правление ввел брата. Был пойман на растратах, осужден, сидел. Вышел, жил в Абрамцеве, тихо помогал Врубелю складывать из глазурованных черепков слово «вечность». А компания его как-то странно перешла в руки наследников Витте (он почему-то гонял Мамонтова больше всех), а те уж и получали с нее прибыли по-честному, пока большевики не объяснили, что пора их теперь заменить на новых, более совершенных модернизаторов России – людей светлого будущего.

И уже они поехали по Транссибу, а тот лишь постанывал на стыках, прогибался, да не ломался, индустриализацию, войну вынес, выкатил хетагуровок на берега Амура, «Восток» к Байконуру, целлюлозников к Байкалу, а комсомольцев − к БАМу, большевики в купе его поездов превратились в перестройщиков, потом в бизнесменов. Курица в газете метаморфировалась в хрусткую коробку с бутербродами и шоколадом…

Однако зря я опасаюсь да рефлексирую. Вот уже меня успокаивают: не волнуйся, модернизация грядет консервативная (Господи, твоя воля, час от часу не легче: а это как?), ненасильственная и постепенная. Начнут не с перековки кадров, а с технологии: как имеющиеся сподвигнуть к модернизации. А, внедрив, что полагается, мы сами не заметим, как станем немного другими – и это, кстати, сущая правда.

Некоторые пасечники в нее, кстати, поверили: я, говорит, потом вам отвечу на вашу реплику – так прям, в духе нового гражданского общества, с некоторой даже улыбкой. И получил, чего «Мечел» от премьера не получал. «Это у вас реплики, а у меня приговор. Мои слова в граните отливаются», − сказал Президент, и эта высшая физика российской власти, заставляющая плавиться даже кислый плагиоклаз (а чего, магматической породе нужна только температура под 1000 градусов, зато, остынув, она иногда превращается в обсидиан, это действительно красиво), враз подтвердила: консервативно ли, постепенно, а бороды брить будут. Все в России будет как всегда.

И у меня, человека исконно российского, а также остаточно советского, как-то отлегло: ну надо так надо.