Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

12 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

17 комментариев
23 мая 2008, 13:03 • Авторские колонки

Наталья Радулова: Служебный роман – 2

Наталья Радулова: Служебный роман – 2

Раз уж пошла такая мода – снимать продолжения популярных советских фильмов, – то я предлагаю режиссерам свой ремейк «Служебного романа». Даже название оригинальное уже придумала – «Служебный роман – 2».

Через девять месяцев у Новосельцевых было уже три мальчика. Людмила Прокофьевна Калугина, как и положено женщине советского образца, немедленно вышла в декрет, научилась варить борщ и стала просто Людой. А иногда даже Людоедиком. Именно так к ней в особо интимные минуты обращался Толик: «Ну что, Людоедик, кончилось твое директорство? Наконец-то ты стала простой бабой. За это я теперь тебя люблю и уважаю».

Толик действительно любил жену именно за то, что ему, простому служащему, удалось ее сломать, объездить, как скаковую лошадь. У него душа радовалась, когда эта эмансипированная карьеристка оказалась босая, беременная и на кухне.

Ну что, Людоедик, кончилось твое директорство? Наконец-то ты стала простой бабой. За это я теперь тебя люблю и уважаю

А ведь что раньше было? Страшно вспомнить. Во-первых, Калугина считала его, Анатолия Ефремовича Новосельцева, посредственностью, вялым, робким, безынициативным человеком. Смотрела свысока. Командовала. Во-вторых, он ее боялся. Так прямо и говорил друзьям: «Ох, Юра, если бы ты знал, как я ее боюсь» или «Оля, наша мымра внушает мне ужас». Мымра принадлежала именно к тому типу женщин, которые превращали Новосельцева в хнычущее ничтожество: волевая, высокомерная, умная. Никто не мог понять, чем он ее взял. Но ведь взял же!

Может, он для нее был подарком небес. Может, она всю жизнь молилась: «Пошли мне, Господи, того, кто занимается любовью в черных нейлоновых носках». Так что теперь, развалившись на диване, Новосельцев с особым удовольствием покрикивал на бывшего начальника: «Когда будет ужин, я не понимаю?»

На работе тоже все ладилось. Жена все-таки успела перед своим уходом сделать его начальником отдела. Хотела даже в замы продвинуть, но потеснить Самохвалова не удалось. Да и не тянул Новосельцев на замы, если честно. Посредственность, как ни крути. Но сотрудники отдела легкой промышленности худо-бедно его слушались. К счастью, неизбывное желание хоть что-нибудь стибрить у государства побуждало их не пропускать ни одного рабочего дня.

И все было бы хорошо, если бы не Оленька, черт ее побери, Рыжова. Эта дама всегда отличалась оптимизмом. Однажды, встретившись после двадцатилетней разлуки со своим однокурсником Самохваловым, она вдруг решила, что он до сих пор по ней сохнет. Несчастный Самохвалов ее домой пригласил, с женой познакомил, но Оленька, презрев приличия, упорно к нему в танце прижималась и нашептывала: «А помнишь, Юра, как мы с тобой в Кунцево целоваться ездили?»

На работе Самохвалов от нее по лестницам бегал, а она все равно догоняла, хватала за пиджак и требовала: «Юра, может, мы встретимся завтра?» Потом и вовсе стала атаковать письменными посланиями: «Юрочка, ты любовь всей моей жизни. Я не отступлюсь от тебя!» Ну что оставалось делать мужику? Он ее, конечно, пытался образумить: «Не надо, Оленька. Не мучай ни себя, ни меня». Но она только усилила хватку: «Эту тему я разовью в своем следующем письме».

Весь коллектив уже знал об этих письмах, об этом любовном терроризме. Репутация и карьера Самохвалова летели в тартарары. Он чувствовал себя загнанным в угол. «Оля, ты знаешь, что такое харассмент? – спрашивал он Рыжову. – Я когда в Швейцарии был, то много презанятных фактов узнал об этом явлении. Харассмент, Оленька, – это преступление, заключающееся в нарушающем неприкосновенность частной жизни лица преследовании. Например, преследовании телефонными звонками, письмами, слежкой, назойливом приставании, домогательстве… Совершается обычно с сексуальными мотивами. Не хочешь поговорить об этом?»

Но Оленька ничего не желала слушать, и тогда Самохвалову пришлось обратиться в профком. Хоть он и просил Шуру: «Никому ни слова!», история эта обрела огласку, и почему-то все сочли виноватым именно его. Даже Новосельцев влепил ему пощечину.

Мымра принадлежала именно к тому типу женщин, которые превращали Новосельцева в хнычущее ничтожество (фото: kino-teatr.ru)
Мымра принадлежала именно к тому типу женщин, которые превращали Новосельцева в хнычущее ничтожество (фото: kino-teatr.ru)

Кстати, о Новосельцеве. Именно он – какая ирония судьбы! – стал второй жертвой Рыжовой. Неизвестно, что тому послужило причиной: то ли статус начальника отдела сделал его привлекательным в ее глазах, то ли у нее появилось свободное время в связи со вторым отъездом мужа на курорт Ессентуки.

Но факт остается фактом – в один прекрасный день Оленька, получившая отлуп от Самохвалова, вдруг прижалась в лифте к Новосельцеву: «Толя, а ты помнишь, как мы ездили целоваться на Лосиный Остров?» Новосельцев немедленно покраснел, побелел и позеленел. Он никогда не целовался с Рыжовой, но почему бы не подыграть старому другу?

Женщины редко обращали на него внимание, так что ему даже было приятно немного пофлиртовать. Его очки сползли на кончик носа, ворот рубашки расстегнулся, ладони вспотели. Дон Жуан из него был неважнецкий, но он не имел об этом ни малейшего понятия. «Я все помню, Оленька», – прошептал он и улыбнулся.

Через месяц Новосельцев был на грани сердечного приступа. Рыжова поджидала его в курилке, писала ему любовные записочки с отпечатками своих напомаженных губок и звонила по вечерам домой. Когда трубку брала Людмила, Рыжова просто молчала. В семье Новосельцевых начались скандалы. «У тебя любовница? – кричала жена, вспомнив директорские интонации. – У тебя любовница? Отвечай, робкий пингвин!»

Анатолий бросился за помощью к Самохвалову: «Юра, я был неправ. Я теперь тебя понимаю, друг. Прости. Помоги. Избавь меня от маньячки Рыжовой. Спаси мой брак!» Вдвоем они прятались в кабинете, сочиняли ответные послания: «Оля, у меня трое детей. Имей совесть» – и даже пытались звонить в Ессентуки, чтобы наябедничать. Все закончилось, только когда маньячка пошла ва-банк и сообщила Людмиле: «У меня роман с вашим мужем».

Людмила Прокофьевна Калугина срочно вышла из декрета. Она решила побороться за супруга. Все-таки она угрохала на его перевоспитание два года, именно она заставила его ежедневно пользоваться дезодорантом, вбила ему в башку, насколько важны дни рождения и всевозможные праздники, приучила на вопрос «Я толстая?» немедленно отвечать: «Не говори глупости, дорогая!» И ради чего? Чтобы какая-то Рыжова увела эту новую и улучшенную версию Новосельцева у нее из-под носа? Ну уж нет.

Калугина вернулась в строй и быстро разобралась с Рыжовой, немного поколошматив ее в кабинете с помощью таблицы прироста валового внутреннего продукта в первом квартале. В лучших традициях она попрыскала на Рыжову водой из графина, швырнула ей в лицо гвоздики и пригрозила повышением. Даже Шура прибегала из своей бухгалтерии, чтобы поучаствовать в бое. В общем, порядок был восстановлен.

Все снова пошло своим чередом. Рыжова вернулась к своему язвеннику, Калугина руководила и встречалась с министрами, Самохвалов замещал, а Новосельцев составлял плохие отчеты и жаловался коллегам: «Как я боюсь идти на ковер к Людмиле Прокофьевне, вы не представляете».

По воскресеньям к Новосельцевым в гости приезжала секретарша Верочка со своим благоверным и маленькой девочкой – дочкой. Через двадцать пять лет за этой девочкой стал ухлестывать новосельцевский мальчик. Говорят, скоро про эту влюбленную пару снимут кино. Радулова пишет сценарий, а Константин Эрнст уже начал подбор актеров.

..............