Виктор Топоров: Кураторы «белочки»

Наконец комитет празднующей в нынешнем году дискретное 30-летие премии ставит перед собой с некоторых пор и воистину амбициозную задачу, которую – применительно к одному из магистральных жанров – удачно сформулировал член комитета и лауреат премии в номинации «За заслуги перед русской литературой» Дмитрий Кузьмин:

«Кого назначим поэтом, тот им и будет!»

Правда, высказывание это носит то ли дневниковый, то ли фольклорный характер. На официальной церемонии 2007 года то же самое было сформулировано куда осторожнее:

«…Кружковая, ризоматическая структура литературного пространства, сформировавшаяся в неподцензурной словесности 1950–1980-х годов, к настоящему времени уже распалась, и единое помещение новейшей русской поэзии рискует оказаться слишком просторным и безопорным не только для читателей, лишенных сложившейся системы маршрутов и ориентиров, но и для самих поэтов. В этих условиях возникает возможность появления центральной фигуры современной русской поэзии <…> Идея центральной фигуры не имеет ничего общего со статусом «первого поэта эпохи» или просто «великого поэта» <…> Речь не о том, что автор пишет лучше других или значит для литературы больше. Речь о том, что поэтика этого автора – благодаря апелляции к наибольшему числу длящихся традиций, благодаря разнообразию инструментария – располагается в центре национального литературного пространства и от нее можно с примерно одинаковой затратой усилий перейти в любой конец современной русской поэтической ойкумены».

Комитет премии – и в 2006, и в 2007 году – проигнорировал двухтомный монументальный роман Максима Кантора «Учебник рисования

Рассуждение, конечно же, парадоксальное. Поначалу андеграундная (пресловутая «вторая литературная действительность»), а с начала 1990-х – вызывающе постмодернистская (то есть отрицающая все и всяческие иерархии; это и есть пресловутая ризома, то есть грибница) премия претендует тем самым на руководящую роль в деле создания новой литературной иерархии.

А отсюда рукой подать и до вертикали власти, она же, если кто забыл, ориентация на центральную фигуру (фигуры), и до «построения искусств» в целом.

Вертикаль литературной власти – а чьей? Может быть, творцов? Но – «кого назначим поэтом, тот им и будет!». Речь идет о властной вертикали кураторов литпроцесса. Во главе, надо полагать, с комитетом премии Андрея Белого и другими – достойными или не очень, но бесспорно маргинальными – институциями.

В рецензируемый выпуск альманаха включена речь Марии Степановой при получении премии-2005. Поэтесса утверждает (и, на мой взгляд, совершенно справедливо):

«Я сказала бы, что само существование премии Белого важней существования текстов, ею награжденных <…> Существование и смысл каждого из ее шорт-листов едва ли не значительней, чем состав четверки победителей, – так же, как карта страны говорит о ней больше, чем цветной путеводитель по столице».

Замечу, что в андрей-беловские шорт-листы, наряду с постмодернистскими и прочими как бы авангардистскими текстами, регулярно попадает и «высокий мейнстрим» – «Венерин волос» Михаила Шишкина, стихи и проза Эдуарда Лимонова, эссеистика Андрея Битова, литературоведение Романа Тименчика…

Тем удивительнее (на первый взгляд) то обстоятельство, что комитет премии – и в 2006, и в 2007 году – проигнорировал двухтомный монументальный роман Максима Кантора «Учебник рисования», вроде бы автоматически попадающий как минимум в шорт-лист по всем своим монструозным параметрам.

Роман этот я в одном из обзоров объявил антисобытием года.

Имея в виду прежде всего возмутительную неподъемность (не скажу нечитаемость) этого необъятного сочинения, в котором десятки (из полутора тысяч) воистину великолепных страниц с удручающей последовательностью перемежаются десятками же страниц откровенной графомании (в том числе и в рифму; в том числе и в михаил-веллеровском жанре «всего обо всем»; в том числе и исполненной редкостного самолюбования)…

Однако антисобытие – это все же событие, пусть и со знаком минус… Конечно, Кантор и задачу поставил перед собой непомерно тяжелую: отменить постсоветскую власть (причем не только у нас, но и на Западе) примерно так же, как Остап Бендер обещал одному из второстепенных персонажей «Золотого теленка», Хворобьеву, на обратном пути отменить власть советскую.

С главной задачей Кантор, понятно, не справился. Зато вторую по важности решил на все сто: «Учебник рисования» изысканно литературными средствами (с привлечением формальной и парадоксальной логики покойного Александра Зиновьева) просто-напросто убил русский (да и опять-таки западный) художественный авангард (прежде всего так называемый второй авангард), убил проекты, убил инсталляции, убил институт и саму идею кураторства. Убил традиционными средствами сатиры – доскональным знанием предмета, гиперболической зоркостью взгляда и мнимой бесстрастностью тона.

Читатель Кантора поневоле вспомнит персонажей его романа; вспомнит супругов Кайло, Сыча, Шиздяпину, Пидермана (да и Ле Жикизду с Фуфуем); вспомнит хорька; вспомнит куратора проектов и выставок и политтехнолога Поставца (не путать с Сосковцом!); вспомнит министра культуры Аркашу Ситного и замминистра Потрошилова (не путать с Хорошиловым!); вспомнит галерейщиц Беллу и Анжелику – супругу олигарха и выбившуюся в люди бордельную проститутку соответственно.

В романе «Учебник рисования» Кантор создал не карикатурные портреты конкретных людей, а обобщенные жизненно-богемные прожорливо-тщеславные типы. Скажем, «актуальный» художник Пидерман из романа совершенно не обязательно списан с лауреата премии Белого – 2005 в номинации «проза актуального художника» Юрия Лейдермана (с формулировкой «за внедрение визуализации в синтаксис»!); да и «модный дизайнер Курицын», фигурирующий в романе, – это, скорее всего, не лауреат-2005 (за заслуги в развитии русской литературы) критик, культуролог, прозаик и куратор выставок Вячеслав Курицын; даже Гузкин – не Брускин, даже Роза Кранц и Гилда Стерн – образы скорее собирательные…

Но групповой портрет с дамами (да и портрет самих дам) получился и впрямь убийственный… Поэтому андрей-беловские кураторы «Учебника рисования» словно бы не заметили. На центральную фигуру Кантор не потянул. На маргинальную (но в шорт-листе) тоже.

В романе «Учебник рисования» Кантор создал не карикатурные портреты конкретных людей, а обобщенные жизненно-богемные прожорливо-тщеславные типы

Кураторство возникло и набрало силу в изобразительном искусстве – «в том, что они называют живописью». В литературе оно не работает и работать не может; это было ясно уже 30 лет назад, когда, собственно, и стартовала премия Андрея Белого.

Подпольный художник был в состоянии втюхать доверчивому иностранцу (с подачи доморощенного куратора; порой и «куратора», то есть собственного опекуна из КГБ) нечто картинообразное рублей за триста – пятьсот; поэт, прозаик, культуролог – все они могли за счет удачливого «смежника» разве что выпить, благо и мастерская у него, как правило, тоже имелась.

В рецензируемый выпуск альманаха включен мемориальный блок материалов о Гран Борисе (Борис Кудряков; 1946–2005) – питерском фотографе, художнике и только в третью очередь литераторе.

У нас, в Питере (а премия, даже «выйдя замуж» за НЛО, сохраняет сильный петербургский акцент), кураторами литпроцесса в «актуальном» изводе в разные годы были или пытались стать Константин Кузьминский, покойный Виктор Кривулин, Аркадий Драгомощенко и Михаил Берг – все (кроме Берга) лауреаты премии Андрея Белого разных лет. В Москве «процесс пошел» по-настоящему лишь в перестроечное время (если отвлечься от давней и не больно-то удачной затеи с «Метрополем»).

В изобразительном искусстве задача куратора при всей своей этической двусмысленности проста и понятна: необходимо (максимально задрав цену) втюхать товар потребителю, а как уж он им распорядится – его дело. Создаваемая здесь иерархия – это иерархия ценников.

У «актуальной» литературы потребитель, он же покупатель, отсутствует. Производимый продукт, сказал бы марксист, не обладает потребительской стоимостью и, следовательно, не может считаться товаром.

Однако иерархия ценников создается и здесь: с прицелом на премии и, главным образом, зарубежные гранты. Понятно, что повар голоден не бывает – и самые «жирные» гранты перепадают самим кураторам; правда, для этого им самим приходится выдавать себя за литераторов, хотя бы «по совместительству».

Процитированный в начале статьи Дмитрий Кузьмин – самый показательный в этом плане пример, хотя, понятно, далеко не единственный.

При этом в альманахе, да и вообще в премии и вокруг нее, немало достойных имен. Немало достойных – и множество никаких; принципиальное уравнение первых со вторыми – это и есть постмодернизм: хотим – провозглашаем первым поэтом Алексея Цветкова, а хотим – Елену Мнацаканову… Но где кончается мандельштамовское равЕнство соискателей и начинается иерархический произвол кураторов, сказать трудно.

Рецензируемый выпуск альманаха составлен (Борисом Останиным) хорошо. Концептуально. С одной-единственной промашкой. В сборник включена заведомо издевательская (над премией и ее устроителями) речь Бориса Кузьминского «Орден реченосцев»:

«Не думайте, что я иронизирую. Я восхищаюсь. Какая литературная институция может сегодня похвастать столь четким стратегическим видением культурного процесса? А никакая. Повсеместно разброд и шатания, подмена критериев, крушение ценностных шкал. И лишь у «белочки» – алмазная иерархия, детализированное ощущение своей поляны, логичной и выстраданной повестки дня. Любые издержки здесь оправданны. Оправданна и экспансия на сопредельные поляны: ведь их границы толком не охраняются, на территориях царят коррупция, анархия и промискуитет. А даже если б не царили – безупречный катехизис справедлив повсюду, вне зависимости от юрисдикции».

Борис Кузьминский говорит, как Максим Кантор пишет (только еще изящнее). А вот у андреебеловцев (не у лауреатов и шорт-листников, а у кураторов из комитета премии, хотя едва ли не все они являются лауреатами премии и, кстати, главредами книжных издательств и журналов) с изяществом слога наблюдаются определенные трудности непреодолимого, хотя, разумеется, и непринципиального свойства. Вот вам чрезвычайно поэтичный и по сути, и по факту (номинация «Поэзия», 2006) образчик:

«Премия Андрея Белого присуждается за дерзость отречения от достигнутого и готовность следовать за разлетающимися за пределы стихотворности фрагментами поэтического высказывания…»

Если за такое дают премии – иди в поэты! А если не умеешь рифмовать и одно «за» заплетается у тебя за другое, а другое – вот ведь зараза! – за третье, заодно, по заслугам, а главное, по задаткам – иди и в кураторы!

Премия символическая, безденежная; но ведь повар голоден не бывает!