Андрей Перла: «Мы» и «они»

Власть вынуждена работать и без оппозиции, и без реальной поддержки.

Намедни знаменитый журналист Михаил Леонтьев за круглым столом в редакции «Известий» заявил: главное, что нужно понимать по поводу российской политики, – что «эти люди взяли власть навсегда».

Освободители ужасно обрадовались заявлению публициста. Они принялись кричать, что Леонтьев «проговорился» и сознался в авторитарной и азиатской сущности российского политического режима, который он поддерживает. Меня же, скромного комментатора российской политики, в выступлении мэтра неприятно поразило совсем другое. Леонтьев сказал о нынешней российской власти – «они». Хотя, по-моему, должен и даже обязан был сказать «мы».

Пора научиться говорить о власти «мы». Нет другого рецепта

Потому что, в самом деле, кто же это – российская власть, если один из виднейших представителей медиасообщества, известный благодаря своей пропрезидентской, консервативной, охранительной позиции, не считает, что власть – это он и есть? Кто в таком случае – власть? Что делает человека властью? Неужели чиновничий портфель? Неужели наличие формальных – и в каждом случае очень ограниченных – полномочий?

В России принято считать, что, да, Россия не знает неформальной власти – и эта позиция делает элиты чрезвычайно неустойчивыми и уязвимыми к потрясениям.

Это ведь и основа отношения освободителей и охранителей к главному ньюсмейкеру современной России – к президенту Владимиру Путину. Почему съезд «Единой России» многим – причем именно благомыслящим, верноподданным, никаких потрясений не желающим людям, охранителям в лучшем смысле этого слова – так неприятно напомнил съезды КПСС?

Да потому, что никто из вставших в ответ на слова президента в зале ровней ему себя в тот момент не считал. Никто (ну, может быть, почти никто) не был в тот момент готов сказать «я и Путин» и даже «я, так же как Путин», «мы вместе с Путиным считаем, что…».

Так не относятся к лидеру своей политической партии, человеку, с которым готовы и обязаны разделить ответственность за ее деятельность. Так относятся к большому начальнику, чей статус неизмеримо выше своего собственного: «Сам решил».

И заявления оппозиции по поводу деятельности Путина – политического противника! – выдержаны ровно в том же ключе. «Что же мы можем поделать? Ничего, теперь «Единая Россия» получит 75%, все пропало, демократия погибла безвозвратно, так решил Сам...»

Какая вам разница, что он решил, если вы в оппозиции? Боритесь за голоса избирателей! Докажите, что достойны не 7, а 70%! Почему решение съезда партии, в которой, как вы заявляете, собрались ваши противники, априорно влияет на ваши перспективы? Да потому, отвечают, что они – власть и партия власти, а мы так, сбоку...

Неготовность сказать «мы» – в этом все дело. Именно она неприятно поражает во всех слоях российской элиты. Вы когда-нибудь слышали от представителей бизнеса – малого, среднего или крупного: «Это наша страна»? И я не слышал.

Но очень хотел бы услышать, потому что это – собственническое! – заявление означало бы, что заявляющий принимает на себя хотя бы часть ответственности за происходящее, что он уверен – то, что делается в экономике, в политике, в социуме, есть результат в том числе и его собственных усилий.

«Что же мы можем поделать? Ничего, теперь «Единая Россия» получит 75%, все пропало, демократия погибла безвозвратно, так решил Сам...»

Но нет, процветание на нас сваливается с неба и является не результатом усилий российского бизнеса, а следствием не подконтрольной никому конъюнктуры. И кризис, если вдруг грянет, тоже грянет с неба, не будет результатом просчетов, как погода, как летняя гроза.

Таково отношение к изменениям в своей жизни массы «народа»: мы избрали себе мэра, он поднял тарифы на услуги ЖКХ, мы недовольны – но разве мы можем на что-то повлиять? Он начальство... Но таково же, выходит, и отношение к происходящему российских элит: «наверху приняли решение».

Где наверху?! Какой еще для вас может быть верх, если вы и есть элиты российского общества?

Современное общество стоит на том, что оппозиционные и располагающие возможностями для принятия решения группы элит в равной степени разделяют ответственность за страну. Отсюда известная и, к великому сожалению, надолго профанированная в России «патриотами» и коммунистами система «теневых правительств» – оппозиция должна быть готова ко всей полноте государственной власти в любой момент. Отсюда же – жесточайшие ограничения возможностей профессиональной бюрократии, подотчетной публичным политикам, т.е. именно что «власти».

Это работает при одном условии: если власть – это «мы». Если демократы, либералы, консерваторы, западники, традиционалисты, кто угодно – мы с равным основанием может сказать: «Это наша страна».

Если нет, если власть – это «они», то ответ на вопрос «Кто такие «они»?» возможен только один: «они» – это канцелярские крысы, профессионалы бюрократического управления. Они должны быть подотчетны публичным политикам – но при такой постановке вопроса не подотчетны никому, потому что все говорят «они».

Друзья мои, если все это действительно так, то «лидер нации» – по отношению к кому угодно, и к Владимиру Путину тоже, – не более чем красивое заклинание. И президент перестанет быть лидером нации, перестав быть президентом, – сложит в сейф это звание вместе с положенными по закону знаками президентской власти.

И те, кто сегодня называет его лидером нации, снова скажут «они» о власти и, возможно, снова заявят, что эти «они» – навсегда.

Пора научиться говорить о власти «мы». Нет другого рецепта.