Игорь Манцов: Чего стоим? Кого ждем?

Человек уверяется в том, что события могут развиваться единственно возможным образом. Многократно повторяющиеся сюжеты моделируют мир, лишенный вариативности.

Смотрим рекламу краем глаза. В самом начале знакомой истории уже знаем, чем успокоится сердце персонажей в финале. Телевизионная реклама – это же своего рода пародия на игровое кино. Реклама элиминирует важную философскую категорию – «возможное».

Нормальное игровое кино – и даже самое предсказуемое, то бишь жанровое, – все-таки оставляет нас в некотором неведении до самых последних минут, ибо потребляется однажды, максимум дважды. Многоразовая реклама заведомо известна: ожидаешь финального речевого жеста по необходимости, просто потому что рассчитываешь дождаться продолжения того базового фильма или той любопытной телепередачи, в которую реклама внедрилась подобно зловредному микробу.

Многие навсегда уверились в том, что балет – это набор клишированных позиций и движений

Иногда, впрочем, пресловутый речевой жест смакуешь, встречаешь с благодарностью даже и в двухтысячный раз, например вот этот: «Чего стоим?! Кого ждем?!» Помните?

Но даже и в этом случае испытываешь легкое раздражение от того, что неисчерпаемый, по сути, человек предстает в облике механической игрушки, предъявляется в режиме долдонящего одну и ту же необязательную фигню болванчика. Это сильно действует на подкорку современного обывателя, а как же!

Припомнил свое неизменное послевкусие от телерекламы, наблюдая за тем, как в недавней передаче Владимира Соловьева «К барьеру!» бились Ирина Хакамада и Александр Проханов. Эта их дискуссия показалась мне знаковой, поворотной. Попробую объяснить почему.

Привык внимательно отслеживать поведение актера в кино или на театральной сцене. Роль для него, как правило, заранее написана, и неизменная задача актера состоит в том, чтобы воплотить реплики, переживания и жизненные коллизии персонажа, не продавая известный самому актеру художественный результат заранее, прежде времени. Напротив, актер должен создавать у зрителя иллюзию, что его персонаж живет и развивается в реальном времени, прямо на зрительских глазах.

Какой бы ни была актерская школа, «школой переживания», «школой представления» или любою другой, промежуточно-экспериментальной, актер должен собирать художественный образ своего персонажа последовательно, постепенно. Честность актера – парадоксальна, она заключается как раз в том, чтобы ни в коем случае не давать зрителю представления об исходной «болванке», то бишь о написанной драматургом роли. Честность актера и подвиг актера заключаются в том, чтобы, утаив эту предварительную схематичную «болванку», в результате предъявить зрителю нечто новое, а именно: гремучую смесь чужих слов, чужой схемы с его собственными, актерскими, – телесностью, душевностью и духовностью.

К человеку, который представительствует на экране от своего собственного имени, то бишь к публичному политику, мы бессознательно относимся как к персонажу, который, что называется, «сам придумывает себе текст и линию поведения» и сам же по мере сил эту «болванку» одушевляет. Иначе говоря, сам себе драматург, режиссер и исполнитель. Здесь, однако, та же самая механика считывания образа, что и в театре или кино. Нам, избирателям и обывателям, важно, чтобы, даже ломая комедию, такой вот публичный персонаж не продавал результат раньше времени, чтобы он мало-мальски поддерживал иллюзию спонтанного поведения и чтобы создавал эффект непосредственности.

Ирина Хакамада

Ирина Хакамада и Александр Проханов за последнее время радикально изменились! Меня поразило, что оба методично и безвкусно продавали «результат»! Оба не желали прятать исходную «болванку-роль», не желали ее одушевлять, обрабатывать. Проханов, которому всегда удавались пламенные речи и пафос, который неизменно демонстрировал умение оппонировать в режиме реального времени, вдруг принялся выдавать какие-то виньетки, какие-то неодушевленные, хотя, казалось бы, эффектные речевые жесты.

Проханов не заботился о том, чтобы согласовывать логику своего речевого поведения с логикой оппонирующей стороны или же с логикой ведущего, Владимира Соловьева. Вместо того чтобы приращивать смысл в процессе диалогического общения, реагируя на чужие соображения и так или иначе их развивая, он при каждом удобном случае закруглял свою реплику какой-нибудь эффектной речевой конструкцией, репризой.

Реприза эта, надо отдать должное Проханову, неизменно была импровизационного происхождения: изобретательный и острый на язык дуэлянт весьма остроумно развивал тему, только что затронутую оппонентом или ведущим. И все же по своей структуре импровизации эти представляли собой именно речевую статику, сходную с претендующим на остроумие балабольством из телевизионной рекламы вроде пресловутого «чего стоим, кого ждем».

Допустим, минуту назад дуэлянты и ведущий бурно обсуждали порывистое желание Проханова пострелять из пулемета по колонне сексуальных меньшинств. Следом Хакамада решительно берет права меньшинств под защиту. Соловьев, как и положено ведущему, провоцирует Проханова: дескать, Вы, пожалуй, с удовольствием будете лепить пули и в лоб Ирины Мицуовны?! Еще несколько месяцев назад Проханов попытался бы выстроить некую идеологическую конструкцию, постарался бы дезавуировать провокацию. Допустим, развел бы гомосексуалистов и либералов по разным углам, а потом более-менее аргументированно вмазал бы и тем и другим. Однако, к моему изумлению, Проханов изящно, но бессодержательно закруглил тему репликой: «В прекрасный лоб моей оппонентки – резиновыми, только резиновыми!» За буквализм не ручаюсь, но по сути было именно так.

Ирина Хакамада, еще три-четыре месяца назад пытавшаяся существовать на экране в режиме «мысли с идеями», теперь вела себя похожим образом. Несмотря на хорошо подвешенный язык, она не обладает умением, подобно опытному писателю и журналисту Проханову, как из пулемета сыпать яркими метафорами. Посему Хакамада выбрала иную стратегию поведения, поставила на другое: в решающие минуты схватки моментально переключалась на жесткую монотонную речь с металлическим тембром. Попытки ведущего или оппонента ввернуть что-нибудь эдакое, завиральное или прикольное непременно тонули в этом наступательном металлическом шуме.

Александр Проханов

Таким образом оба дуэлянта сразу же «продали» результат. Каждый из них отказался от последовательной, кропотливой сборки своего экранного образа. Каждый наплевал на весьма соблазнительную философскую категорию «возможное», замкнув внимание зрителя на несимпатичных категориях «необходимое» и «достаточное».

Это происходит сплошь и рядом, а не только в отдельно взятом выпуске передачи «К барьеру!». Похоже, нынешние публичные деятели настолько уверены в собственной несменяемости, что не считают необходимым хотя бы имитировать сборку образа, полемику и диалог. Еще недавно нас искренне могло интересовать: а какие аргументы действующей власти предъявит непримиримый Александр Проханов, а какие прочувствованные слова и какие интимные нотки в защиту либерализма отыщет в своем голосе пламенная Ирина Хакамада?!

Теперь, однако, наступила всеобщая усталость. «Аргументы» превратились в причудливые виньетки, а «нотки» – в информационный шум. Все расселись по своим нишам: есть у нас и «непримиримый радикал», и «симпатичный либерал», да кто угодно! По-прежнему на ответственном посту и всем известный «несимпатичный либерал», и многие-многие иные. Чуть что, едва затевается очередная «большая постановка жизни», призывают этих – испытанных, безусловно «заслуженных», едва ли не «народных». Короче, на каждую роль есть законный несменяемый исполнитель. А тогда зачем стараться, зачем париться?! Минимум ротаций, а в результате утрата образа и экранная фальшь.

Впрочем, под занавес о приятном. С позднесоветских времен в рядах свободомыслящих граждан принято ругать высокое искусство балета. Какими только словами не поливали у нас пресловутое «Лебединое озеро»! Многие навсегда уверились в том, что балет – это набор клишированных позиций и движений. Однако на самом деле это не так.

Совершенно случайно увидел на канале «Культура» постановку Американского балетного театра под названием «Сон», на знаменитую музыку Феликса Мендельсона к шекспировской комедии «Сон в летнюю ночь», с хореографией легендарного британца Фредерика Аштона. Меня поразило, как смело балетмейстер и танцовщики лепят поистине высокохудожественные образы из хорошо знакомой музыки, из классического сюжета. Лепят не бог весть чем – руками, ногами и немножко головою. Пластика, координация, ритм, грация – выше всяких похвал, натуральное чудо! Проняло даже меня, человека, который куда больше доверял искусству слова, оригинальным повествовательным конструкциям и говорящим головам.

Вот оно что, возможности – всегда есть! Мы тысячу раз видели общеупотребительные схемы движения, растиражированные балетные па и классические фуэтэ, и мы как-то перестали удивляться, перестали верить в чудо и ждать чего-то нового. А хорошие люди взяли и сделали нечто совершенно оригинальное, живое. На радость совершенно далеким от искусства балета зрителям.

«Чего стоим?! Кого ждем?!»