Виктор Топоров: Ненатуралы

- Так не пойдет, – сказал я девочке Маше. – Это нежизненно. Люди стесняются собственного писательства и без малейшего пиетета относятся к чужому. Такую, с позволения сказать, писательницу люди моментально подняли бы на смех.
- Какие люди?
- Нормальные. Натуралы.

Этого девочка Маша в толк взять не может. Потому что она-то как раз ненатурал. Или ненатуралка; не знаю, как правильней. И общается в основном со «своими». И посвящает им стихи (точнее, стихопрозу) и романы.

И они ею самой и ее творчеством и впрямь восхищаются. И, кстати, не зря: и славная она, и талантливая, и даже, на наш натуральный взгляд, хорошенькая. Но главное – у них, у ненатуралов, идет интенсивная духовная жизнь: всё читают, всё знают, за всем следят; всем, в том числе и новым, живо интересуются.

У нас – все в прошлом (и самая читающая страна тоже), а у них – сплошная литературная кадриль, перманентно переходящая в гей-парад.

Гомосексуальная тема теснит гетеросексуальную на клубном уровне и нехотя выдает себя за нее в театре, в кинематографе и на телевидении

Захиревшую было во второй половине прошлого века англоязычную литературную жизнь сильно расцветили представители нацменьшинств – от Владимира Набокова и Салмана Рушди до какого-нибудь безымянного «нобелеата» с берегов Карибского моря.

У нас этот рудник выработан «литературой народов СССР»; отечественная словесность прирастает разве что Уралом и простирающейся за ним Сибирью. А еще – и, пожалуй, ничуть не в меньшей мере – меньшинствами сексуальными.

Только мы этого (и того и другого) до поры до времени не замечаем.

Гомосексуальная тема теснит гетеросексуальную на клубном уровне и нехотя выдает себя за нее в театре, в кинематографе и на телевидении. А вот в литературе все сложнее и не в последнюю очередь потаеннее. Хотя ключевой вопрос остается неизменным: воспринимать ли творчество людей лунного света как особую субкультуру или рассматривать его в общекультурном контексте без оглядки на сексуальные предпочтения того или иного «творца»? Которые к тому же могут быть вызывающе декларируемыми; не скрываемыми, но и не выпячиваемыми; известными лишь в узком кругу; скрытыми; латентными; наконец, напускными?

Причем граница всякий раз зыбка, критерии как минимум двусмысленны, творческие результаты амбивалентны и многое происходит (да и воспринимается) скорее «по умолчанию».

Упомяну в этой связи две книги, вышедшие уже в перестройку, – «Другой Петербург» и «Другая любовь». Автор первой – известный искусствовед, укрывшийся под красноречивым псевдонимом К. Ротиков, – никогда не таил, но и не афишировал собственной голубизны.

Автор второй – не менее известный археолог – был осужден за мужеложство в 1981 году и впоследствии долгие годы утверждал, будто стал жертвой политических репрессий. Что отчасти было верно: гомосексуалистов у нас тогда сажали, как нынче олигархов, крайне избирательно и не столько по факту, сколько «по совокупности».

Уистен Хью Оден

Любопытнее, однако, другое. В начале 90-х археолог опубликовал серию очерков о нравах зоны, изобразив себя невинно пострадавшим натуралом, доросшим в тюрьме и в лагере сначала до «углового», а потом и до «смотрящего»!
- Гони ты старого… (пару слов пропущу), все он врет, я сам знаю нескольких студентов и аспирантов, которых этот «научный руководитель» испортил, – безуспешно внушал я простоватому завотделом публицистики журнала «Нева»…

Но годы шли, ситуация в стране менялась, и все тот же археолог приволок в «Неву» более достоверные мемуары (напечатать их постеснялись), а затем выпустил и «Другую любовь», причем под собственным именем.

Запад успел пройти весь этот курс наук в ХХ веке – но премудрости не набрался и он.
Кого, собственно, любит Сван?
Да и Гумберт Гумберт?
Какой Америке адресована «Другая страна» Болдуина – черной или розово-голубой?
За что расстреляли Лорку – цыгана-гомосексуалиста-антифашиста?

Вот и Уистен Хью Оден адресовал любовную лирику грамматически бесполому you. Девять лет назад я выпустил его «Собранные стихотворения» в своем переводе – и специфическую критику по своему адресу, начиная со статьи некоего Петухова, читаю, как правило в «Русском журнале», до сих пор.

Создателей новейшего фильма «Капоте» гомосексуализм титульного персонажа (и знаменитого писателя, автора «Хладнокровного убийства») волнует куда больше, чем преступление, которое он расследует.

Зарубежных ненатуралов мы теперь, впрочем, печатаем. Бывает, и массовыми тиражами – взять хоть Артуро Переса-Реверте.
А отечественных (тех, кто не мимикрирует) – ни в какую!

Был у меня однажды разговор с завотделом прозы журнала «Звезда» покойным Михаилом Паниным.
- Хочешь, Миша, в журнал отличный, без дураков, роман о любви?
-Хочу!!!
- Но там мальчик любит мальчиков.
- Тьфу!!!

Роман этот – «…и финн» Алексея Ильянена (действительно превосходный) – вышел через пару лет в издательстве «для своих» и тиражом, увы, тоже «для своих».

У них ведь есть такие издательства (скажем, в Твери) и периодические издания (допустим, «Митин журнал»).

Работая в коммерческом, но амбициозном издательстве, я выпустил «Тридцать интервью» Ярослава Могутина и роман «Я тебя люблю, и я тебя тоже нет» Сони Адлер.

Яркие интервью со знаменитостями (в основном голубыми) «внебрачного сына Эдички», как он себя когда-то именовал, продавались плохо, а вот сочная книга сорокалетней красноярской бисексуалки улетела со свистом!

На встрече с питерскими читательницами Соня была беспощадно раскритикована за «клеветническую пропаганду мата и промискуитета» как имманентных качеств тусы и восторженно увезена собственными хулительницами в ночной клуб. Успев при этом пообщаться с прозаиками Сергеем Коровиным, Павлом Крусановым, Сергеем Носовым и Ильей Стоговым и даже положив глаз на одного из них.

Маша Ленина

А вот девочку Машу Ленину я издать не смог. И вовсе не из-за фальшивой сцены с писательницей. Ее восторженную прозу и стихопрозу (вроде «Песен Мальдорора» Лотреамона) амбициозное, но при этом коммерческое издательство «Лимбус Пресс» не потянуло.

Девочка Маша издала себя сама – уже двумя книгами, и обе вышли в издательстве «Геликон Плюс» у Житинского, то есть были выпущены за свой счет необъявленным, но явно гомеопатическим тиражом. В одной собрана проза, во второй (хронологически в первой) – стихопроза.

Ну, стихопроза это и впрямь, по нашим грехам, для гурманов. Но проза-то – дилогия «Пора в раю» – чудо как хороша! Одна и та же история рассказывается дважды: юной лесбиянкой, живущей в платоническом браке с гомосексуалистом («Селена Троянская»), и наоборот («Сердце Максима»).

Рассказывается методом «перевернутых светильников»: возвышенно о телесном и с ироническим заземлением о духовном. Неужели эта воистину изящная словесность действительно никому, кроме «своих», не интересна и не нужна?
А Фолкнер нужен? А Кортасар нужен? А Хаймито фон Додерер нужен?
Я не сравниваю. Я называю навскидку сложно пишущих о любви натуралов.

Выпустив гей-парадиз («Пора в раю»), девочка Маша собралась на гей-парад. Расписывает по электронной почте перипетии борьбы с «сатрапами». Против общего врага помирилась даже с Дебрянской.

Меня, однако, сильнее тревожит другой марш-бросок – из маргинальной литературы в магистральную, вернее, принципиальная неосуществимость, даже несбыточность такого броска.

Или отсутствие магистральной литературы как таковой, да и магистральной дороги в литературе тоже.
Все мы, знаете ли, живем на обочине.