Оксана Синявская Оксана Синявская Опыт 1990-х мешает разглядеть реальные процессы в экономике

Катастрофичность мышления, раздувающая любой риск до угрозы жизнеспособности, сама становится барьером – в том чтобы замечать возникающие риски, изучать их природу, причины возникновения, и угрозой – потому что мешает искать решения в неповторимых условиях сегодняшнего дня.

6 комментариев
Джомарт Алиев Джомарт Алиев Мы разучились жить по средствам

Кредиты – это внутренние ограничения, которые люди сами накладывают на себя. Добровольно и осознанно или же вынужденно, не вполне понимая последствия. Первое свойственно взрослым, второе больше характерно для молодежи.

0 комментариев
Сергей Миркин Сергей Миркин Режим Зеленского только на терроре и держится

Все, что сейчас происходит на Украине, является следствием 2014 года и заложенных тогда жестоких и аморальных, проще говоря – террористических традиций.

4 комментария
30 апреля 2006, 10:52 • Авторские колонки

Дмитрий Бавильский: Циркулина и Планетарка

Дмитрий Бавильский: Циркулина и Планетарка

На первый взгляд две эти книги не объединяет ничего, кроме даты выхода и авторского пола. Тем более что одна из них лежит в плоскости развлекательного чтива, другая – в области серьезных, едва ли не метафизических исканий.

Татьяна Бокова («Прынцы без сердца», Транзиткнига) представлена в аннотации как «популярный детский поэт и композитор». Ольга Славникова («2017», Вагриус) – достаточно известный прозаик и литературный деятель.

Романы Славниковой «Стрекоза, увеличенная до размеров собаки», «Один в зеркале», «Бессмертный» по выходе становились в знаточеской середе событиями, тогда как книга Боковой объявлена дебютом автора в прозе. Однако очевидно, что «Прынца» ждет «продолжение следует».

Во-первых, его ждет многократная чемпионка Ирина Роднина, чья фраза про «много интересных мыслей» вынесена на последнюю сторону книги. Во-вторых, на обложке есть второй заголовок – «Я влюбилась в четверг» и срединный день недели выделен красным цветом. А рядом с ним художником-оформителем поставлены еще и понедельник, и вторник, и все прочие дни недели, вплоть до выходных.

Теперь уже литература мирволила появлению сугубо устных жанров – разговорного радио- и, наконец, серийного телекино

В-третьих, сам сюжет «Прынца» построен таким образом, что многие заявленные темы демонстративно не отыгрываются. Наташа, главная героиня, в самом начале книги сталкивается в коридоре своей фирмы с МММ («мужчиной моей мечты»). Но вместо того чтобы закадриться, улетает на Кипр, где проистекает основное действо «Прынца». Там вместе с подругой Аллой она залезает на сайты знакомств и отправляет письма потенциальным женихам. Ответы от них не получены к финалу, тема заочного общения подвисает. Значит, точно – следует ждать второго тома.

В этой серийности (почему-то кажется, что книг будет именно семь) и лежит ключ к эстетике, в которой работает Татьяна Бокова. Ее нынешний «Прынц» проблематикой и стилем зело напоминает телесериал «Секс в большом городе». Где зрелые и эмансипированные красотки озабочены двумя фундаментальными поисками – модных шмоток и завидных женихов.

Так и здесь, у Боковой. Книга начинается с момента расставания Наташи со своим женатым бойфрендом Алексеем Крапивиным. Сколько же, в конце концов, можно оставаться в тени, ждать мужика долгими осенними вечерами и в одиночестве проводить выходные?!

По случаю расставания созван целый сонм подруг, каждая из которых имеет свой норов и «лица необщее выражение». У каждой из них своя история (история прилагается). Все шумят, льют потоки слов, Алексей Крапивин сваливается с сердечным приступом, а Наташа летит из хмурой зимней Москвы к старинной подруге Алле, проживающей на Кипре (история Аллиного вдовства прилагается). Там, на вечнозеленом острове, Наташа пересекается с Филиппом, своим французским любовником (история отношений прилагается), они проводят бурную ночь…

Умному достаточно. «Секс в большом городе», как и было сказано, живет и побеждает. Даже возраст героинь (слегка за тридцать) совпадает. Эстетика телесериалов оказывается заразной, все чаще и чаще появляются книги, замешенные на строгом чередовании диалогов, «крупных планов» и несомненно увлекательных событий. Не говоря уже о знакомых интонациях телевизионного «мыла», когда все должно легко усваиваться на слух, со слуха. Вот и Римма Казакова с последней стороны обложки говорит о том же самом: «Творчеству Татьяны присущи живописность, выдумка, свежесть восприятия жизни, фантазия игры…»

В свое время кинематограф значительно повлиял на развитие литературы. Монтаж сцен, особым образом устроенный хронотоп (внутреннее развитие времени и пространства текста) преломился в романах зрелого модерна. Потом возникло движение вспять – и теперь уже литература мирволила появлению сугубо устных жанров – разговорного радио- и, наконец, серийного телекино, главная цель которого – журчать фоном и не отвлекать от повседневных забот.

Сериалы растянуты и составлены из необязательных подробностей, смотреть их целенаправленно невозможно – правдоподобие не выдерживает критики. Другое дело, когда ты занят своими делами, а в параллельной реальности злодейка Джина или сексапилка Саманта раскручивают нового жениха на бриллиантовое ожерелье.

Книга Боковой не делится на главы-серии. Во всем остальном получается типичный женский сериал про поиски счастья. Хотя есть одно «но». Это большие авторские отступления, в которых автор делится взглядами на жизнь, драгоценными крупицами личного опыта. Смысл семьи, принципы и секретики флирта, прикладные психологические расклады…

Римма Казакова
Римма Казакова

Рассуждения эти, идеально симулирующие «бытовое сознание» современной женщины, тормозят фабульные приключения, однако без них боковский «Прынц» лишается своего главного своеобразия – совмещения в одном флаконе и теории, и практики.

Боковой мало рассказать историю, в «Прынце» она выступает еще и как идеолог эмансипированных женщин. Ненавязчиво, но тем не менее достаточно последовательно и упорно выступая с проповедью независимости и чувства собственного достоинства.

То, что Бокова выносит в отдельную (дополнительную) составляющую книги (рассуждения о смысле жизни выглядят в «Прынце» необязательным бонусом), Ольга Славникова растворяет в самой фактуре антиутопического романа «2017».

Книгу эту долго ждали. Первые ее фрагменты, опубликованные под названием «Период» на престижнейшем «Топосе», казались серьезной заявкой на принципиальную удачу. Но только по выходе всего этого массивного, объемного текста стал очевиден его масштаб.

Действие книги происходит в будущем, для которого у Славниковой не нашлось каких-то существенных придумок. Казалось бы, жанр антиутопии всячески способствует футуристическим прибамбасам. Но никаких бластеров в «2017» не наблюдается. Более того, отдаленная реальность книги подозрительным образом не отличается от той, что окружает сегодня ее читателей.

Славниковой неинтересна фантастика, она совершенно про другое пишет. Про самую что ни на есть жгучую современность, в которую и опрокинуты многочисленные события ее фантасмагории. Перечислять все темы, мотивы и смысловые пласты, заявленные и отыгранные в «2017», практически невозможно.

Тут и геологическая экспедиция, врубающаяся в царство Медной горы Хозяйки за несметными богатствами. Тут и сама Хозяйка уральских недр, любовная история «Ивана» и «Тани», Тани и Ивана, которых склещило в любовной страсти и продолжает склещивать в каждом гостиничном номере. Тут и политическая фантасмагория, возникающая на фоне празднования столетия Октябрьской революции. И много чего другого… Аннотация на последней странице обложки обещает роман о «хитниках, так называют на Урале тех, кто занят незаконной добычей драгоценных камней. Мир горных духов, описанных Бажовым, для них реален…».

Твердой рукой Славникова ведет повествование через препоны и рогатки многочисленных событий. Медленный и элитарный автор (главной особенностью книг Славниковой является особая подробная описательная манера), Ольга скрещивает интеллектуальные поиски с требованиями жанровой литературы. С сюжетно внятным, комфортабельным евророманом. Этим, собственно, «2017» и показался мне интересным.

Татьяна Бокова
Татьяна Бокова

Волевым усилием Славникова именно что «делает» динамичную, закрученную беллетристику. Вполне, кстати, в духе нынешнего времени. Сегодняшней моды. Пытается делать. Но задача эта входит в противоречие с ее органическим природным даром медленного письма. Главное свойство которого – россыпи поразительных, первоклассных метафор, весьма поэтически изощренных.

Над этими метафорами и сравнениями каждый раз замираешь. Останавливаешься. Настолько они точны и объемны. Кроме того, они настолько наглядны, что переводят описания в изобразительный ряд едва ли не киношного свойства. Их хочется выписывать или запоминать.

Однажды я так и поступил, составив из красот славниковского стиля отдельное стихотворение в прозе. Но ничего не вышло – вытащенные из контекста, эти сравнения потерялись. Так тускнеют морские камни, вытащенные из воды и обсохшие на прибрежном ветру. Внутри складчатого, одышливого текста – да, эти стилистические тромбы выстраиваются в какие-то жизнеобеспечивающие системы, давая возможность повествованию мерцать…

Собственно говоря, метафоры эти и выполняют функцию «стоп-кадров», сверхплотных образований, с помощью которых Славникова делится концентратом опыта, своих переживаний. Она не выносит свое сокровенное знание в сюжет, но равномерно рассеивает по плоскости письма.

Сюжетная придумка писателя умножается и приукрашивается бриллиантами совпадений и переносных значений. Вкрапление метафор, расцвечивающих ровное движение текста, создает в «2017» еще одну степень отстранения и несовпадения с реальностью. Это очень правильный способ выращивания текста, посвященного уральским старателям и золотодобытчикам.

На презентации книги Ольга пустила по рукам всех присутствующих камушек с вкраплениями драгоценных пород. Бурый, он отсвечивал маленькими блестящими точками. Писательница сказала, что сочиняя «2017», она вдохновлялась именно этим камушком. Охотно верю.

У Боковой и Славниковой, несмотря на несхожесть посыла и исполнения, очень много общего, вплоть до единых «опорных сигналов». Хотя и «Прынц», и «2017» лежат в плоскостях разного чтения, но они более всего интересны как симптом ревизии «мужского» взгляда на мир.

В колонке «Бабий век» мне уже приходилось писать о наступлении женщин-писательниц по всем литературным фронтам. Тяжелый, тяжкий труд прозы, которая испокон веков считалась сугубо мужским занятием (ну кого, кроме разве что Жорж Санд и сестер Бронте, можно навскидку вспомнить?), все серьезнее и серьезнее отвоевывается «слабой половиной». Поразительно, что сегодня именно женщины научились наиболее точно описывать современную им (нам) реальность.

Ольга Славникова
Ольга Славникова

И именно это свойство романистики (а отнюдь не умение скручивать сюжет) всегда было самым важным и востребованным. Успех «иронического детектива» Д. Донцовой и А. Марининой связан отнюдь не с фабульными приключениями, как правило, шитыми белыми нитками. Да просто означенные писательницы первыми из нынешних беллетристов (за исключением, может быть, Л. Улицкой и В. Пелевина) и отечественных ТВ-сериалов стали работать с «веществом повседневности» жизни, случившейся сразу же после конца советской власти.

«Умные» и «серьезные» романисты кинулись тогда в параллельные истории и вымученные фантасмагории, окончательно и бесповоротно утратив связь с читателем. Между тем в стране возникла новая жизнь, новый строй жизни, требовавший отображения действительности. Постоянно меняющейся, ускользающей от фиксации и оттого трудно укладываемой в жесткие рамки романа.

Вот (если продолжать про успех «иронического детектива») народ и откликнулся на узнаваемые иронически обыгрываемые реалии. Вот, оказывается, в чем сокрыта главная сила литературы, брат, – да все в той же неизбывной и непреходящей правде. В правде изображения. Изображаемого.

Женскому взгляду на жизнь присуща правильная мелочность. Все знают, что женщины «западают» на детали. На конкретику. Это свойство оптики оказывается безусловным плюсом при написании прозы. Бокова и Славникова умеют конвертировать свои гендерные особенности зрения в тексты. Фасеточное простодушие или фасеточная изощренность, какая разница?! Куда важнее, что так, незаметно, шаг за шагом, и происходит «деконструкция фаллоцентризма», если говорить, прости господи, по-научному. И, между прочим, это изменение серьезнее (и незаметнее) какого-нибудь агрессивного исламского фундаментализма.

Раньше взгляд на мир был сугубо мужским. Мужским, и только. Мужским, и точка. Это автоматически отражалось на литературе. Впрочем, не только на ней, но и буквально на всем, от большой политики до воспитания малых детей. Ныне мужеская концептуальность отменяется, мир рассыпается на подробности и осколки.

Мыльная опера Татьяны Боковой существует только «здесь и сейчас», в момент просмотра, ибо далее события забиваются новыми событиями. Каждый новый день отменяет шесть предыдущих дней творенья. Метаметафоризм Ольги Славниковой имеет точно такое же свойство – ведь метафор очень много, каждая последующая затирает предыдущую, и когда ты доберешься до финала хотя бы страницы…

И та и другая книга являют нам примеры вечного текста. И примеры неустанной деятельности Циркулины и Планетарки, двух умных машин, встреченных Незнайкой по дороге в Солнечный город. Ирина Роднина права – «много интересных мыслей, над которыми стоит поразмышлять. С нетерпением жду продолжения…»

И оно не замедлит. Ныне интеллектуальная погода меняется вслед за психофизическими мутациями. Грядет в том числе (нам уже обещали) и глобальное потепление. Видимо, именно поэтому последняя зима в Москве (впрочем, как и на Урале) была как никогда суровой.

..............