Андрей Левкин: Политическая теленеделя

Обычно считается, что главная разница имеет материальный характер. Но люди разного имущественного положения по жизни сталкиваются нечасто. Их отношения весьма отчуждены, заполнены взаимными мифами и т. п. Разумеется, телевидение регулярно использует эти мифы, отчего разные имущественные слои с удовольствием сопереживают судьбам классово чуждых граждан.

Но есть и другие различия. Например, образовательные и интеллектуальные. Речь не о том, что быть умным неплохо, – и телевидению это надо как-то учитывать. Иногда на телевидении, хотя и редко, возникает столкновение таких слоев. Такой контакт только на телевидении и возможен: в жизни эти люди просто разойдутся – какой между ними разговор? Еще реже бывает, когда это противоречие оказывается главным для сюжета какой-нибудь программы.

Возможно, слова «низший класс» могут резать слух, но такое разделение вполне принято в обществе

На прошлой неделе так было дважды. Сначала – в четверг у Соловьева в «К барьеру!», где диспутировали о суде присяжных. Поводом к разговору стал приговор по делу об убийстве таджикской девочки в Санкт-Петербурге, где суд присяжных, по общему мнению, проявил непозволительную мягкость, классифицировав содеянное как хулиганство. Этот факт имел уже и общественные последствия, прямо повлияв на то, что в пятницу было объявлено о создании Объединения гражданского сопротивления фашизму. У Соловьева же речь шла не о фашизме, а о конкретных особенностях суда присяжных.

Произошло вот что. По оценке Сергея Митрофанова , «позиции спорящих распределились следующим образом. Лидер СПС Никита Белых явил себя странным защитником угнетенного сатрапами народа, хотя ему как лидеру правых уместнее было бы защищать интересы исключительно среднего класса, ценности этого класса, его обособленность от других социальных групп. Так, с полной серьезностью он утверждал, что суд присяжных потому хорош, что там судят много людей. В 12 раз больше, чем один судья-профессионал. И в шесть раз больше, чем два народных заседателя, отмененных реформой 2000 года. При этом его совершенно не пугало, что в присяжные методом случайной выборки могут войти кухарки, повара, пенсионеры и тому подобные недиагностированные психи, то есть самый случайный набор персонажей из низших классов».

Возможно, слова «низший класс» могут резать слух, но такое разделение вполне принято в обществе. Раз постоянно упоминаются «элиты», то будут и те, кто внизу. Но здесь не о материальной стороне дела, а о разнице взглядов и мнений различных социальных групп. На телевидении все это учитывается по ходу составления программной сетки. А напрямую – практически никогда.

Но это частности. Вот оценка Митрофановым позиции Белых о том, что чем больше судей – тем лучше: «Это, конечно, все очень демократично, но чисто технически – абсурдно. Низшие классы, очевидно, будут судить не с позиции среднего класса, а именно с позиций низших классов. Можно сколько угодно отрицать, что в российском суде присяжных велика вероятность, что присяжными окажутся маргиналы, но чисто технически она велика. Имущественный ценз имеет значение, даже если у нас демократия».

Но расслоение мнений по классам – это только часть темы. Существует еще и расслоение по образованию и просто по уму. Что тут даст имущественный ценз? И как эти различия реализовать и отразить на ТВ? Второе столкновение случилось в пятницу на ТВЦ.

Виктор Плескачевский

Там «Народ хочет знать» озаботился думским законопроектом, принятым в первом чтении, – об упрощении оформления прав собственников на недвижимость дачно-садового типа. На голосование вынесли вопрос: «Что такое дачная амнистия и кому она нужна?» Участвовали Виктор Плескачевский – от Госдумы и юрист Светлана Мухина – «защитница садоводов». При этом основной тезис Мухиной состоял в том, что народ опять обманули. Что она и повторяла, при любой возможности стараясь перекричать остальных. Еще долго выясняли, кто именно назвал закон «амнистией дачников», – вопрос задавался раза четыре. Плескачевский всякий раз отвечал, что это придумали журналисты, не слишком разобравшиеся в теме, но из зала снова и снова доносились обиженные реплики про то, что «мы не совершили никаких преступлений, почему нас надо амнистировать...».

Проблема состояла в том, что закон весьма сложный, как и все связанное с недвижимостью, причем только что принятый. И только в первом чтении. Разумеется, семьи, присутствовавшие на передаче, его в глаза не видали. Что и заставляло их высказываться в духе юриста Мухиной. Но даже Прошутинская к концу программы вдруг озаботилась, спросив очередную обличительницу о том, читала ли она закон. Ответ был утвердительным, в смысле она его не читала. При этом даже минимальные разъяснения закона в передаче отсутствовали. В итоге главный вывод программы для граждан «из народа» состоял в том, что русских людей обижают. И даже круче: «Простых Русских Людей Опять Обижают».

Некоторая здравость могла возникнуть в той части программы, где участникам задавали вопросы из зала – там бывают вменяемые люди. «Почему нельзя все это компьютеризировать?» – спросил один из них, имея в виду кадастр, оцифровку планов и т. п. – «Блестящий вопрос, – обрадовался Плескачевский. – Но первым шагом вы должны туда внести конкретный объект. А сейчас мешает закон о гостайне». Имелся в виду обмер границ участков GPS, применение прочих технических средств.

«Не уходите далеко!» – тут же всполошилась Прошутинская. – «Но я говорю о вещах, понятных большинству образованных людей…» – пожал плечами Плескачевский.

Но рассматривать вопрос с позиций мало-мальски образованных людей явно не входило в замысел авторов программы. А почему бы не попытаться разобраться в законе? Нет, предпочтительнее крики и страдания. Да, что до суда присяжных, г-н Белых, при всей его руководящей роли в столь интеллектуальной и образованной партии, как СПС, не сообразил даже того, что присяжные вообще никого не судят, ничего не квалифицируют, не выносят приговор, они лишь отвечают на вопрос профессионального председателя коллегии.

Евгений Киселев

Еще одна история с как бы интеллектуалом. Неделю назад Е. Киселев в колонке в «Газете.ру» весьма возбудился от заключительных слов В. Познера во «Временах» 26 марта . Познер говорил о том, что водители вывешивали ленточки в поддержку Олега Щербинского, обвиненного в смерти губернатора Евдокимова, и как это повлекло за собой пересмотр дела. Киселев же утверждал, что Познер вводил общественность в заблуждение, поскольку Киселеву было очевидно, что водители тут ни при чем, а просто «с самого-самого верха прошла команда срочно исправить ситуацию».

Конец заметки был совсем пафосным: «И еще: что-то подсказывает, что никакие протесты общественности, никакие коллективные письма или петиции, никакие ленточки, привязанные к антеннам автомобилей автомобилистов, не заставят власть облегчить, скажем, судьбу Ходорковского. Более того, боюсь, что Владимиру Владимировичу ни за что не позволили бы выступить с фирменной «прощалкой» на эту тему».

Любопытен ход мысли Киселева: а по какой причине Познер должен был бы выступить с требующейся Киселеву «прощалкой», если протестов общественности и вывешивания ленточек по поводу Ходорковского в природе отмечено не было? Даже по случаю «посадки Михаила Борисовича в ШИЗО за распитие чая в неположенном месте», как уточнил ситуацию сам Киселев, выступая по этому же поводу в выступая по этому же поводу в «Коробке передач» на «Эхе Москвы». Там же он проявил себя и психоаналитиком, реконструировав на свой лад душевные метания Познера, идущего на компромиссы ради присутствия в эфире. Им же был изложен процесс принятия решения относительно выпуска «Времен» в вечерний эфир, не были обойдены и мотивации, а также взгляды руководителя Первого канала К. Эрнста (в том числе категорическая зависимость его судьбы от характера программы Познера). На закуску же были перечислены лица, которых категорически боится власть. Короче, главный и единственный арбитр всего телевизионного эфира и прочей политики снова с нами: «Мы были первые негосударственные, неправительственные... телекомпания, которая, по сути, работала в соответствии со своими представлениями о прекрасном».

И вот позиционирующий себя интеллектуалом Е. Киселев почему-то не учел, что Познер может ему ответить. А он ответил – в заключительной двухминутке в конце вчерашних «Времен», и вряд ли Киселеву стало от этого хорошо. Ну ничего, теперь он напишет еще одну колонку, и представления о прекрасном к нему вернутся.