Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

13 комментариев
Дмитрий Губин Дмитрий Губин Что такое геноцид по-украински

Из всех национальных групп, находящихся на территории Украины, самоорганизовываться запрещено только русским. Им также отказано в праве попасть в список «коренных народов». Это и есть тот самый нацизм, ради искоренения которого и была начата российская спецоперация на Украине.

6 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

17 комментариев
18 февраля 2006, 21:46 • Авторские колонки

Виктор Топоров: Данилкин. Царь зверей

Виктор Топоров: Данилкин. Царь зверей

«Парфянская стрела» знаменитого критика Льва Данилкина угодила сразу в два мифа – положительный и отрицательный, – сложившиеся вокруг имени и деятельности самого лучника.

Согласно первому книжный обозреватель «Афиши» Данилкин – единственный критик, реально влияющий на литературный процесс: сдержанно хвалебная, а лучше восторженная статья Данилкина – и любая книга моментально расходится. Согласно второму гламурная журналистика Данилкина к литературе отношения не имеет и представляет собой чисто рекламный продукт: любой из «толстожурнальных» критиков мог бы писать не хуже, а может, и лучше – во всяком случае, точно так же, – вот только ему (или ей) угождать читателю западло. У него (у нее) куда более высокая миссия. Интересно, кстати, какая?

Первый миф как минимум нуждается в дополнительной проверке (о чем пойдет речь дальше), второй – определенно нелеп, лжив, завистлив и даже подл. Если бы Немзер умела, если б Агеев могла писать на уровне – и в духе – Данилкина, они бы, разумеется, так и поступали (имена критиков выбраны произвольно – подлинное имя им легион). Но не умеют: не хватает раскованности и, главное, таланта. В отсутствие которого, строго говоря, в литературу лучше не соваться вообще.

Болдинской осенью, кстати, Пушкин писал «в стол» и в основном без малейшей надежды на печать

Бытует мнение, будто литературная критика имеет сугубо прикладное значение (и назначение) – она обслуживает читателя, она помогает ему определиться с выбором или разобраться с собственными симпатиями и антипатиями, но сама по себе художественной природы лишена и даже в лучшем случае горит всего лишь отраженным светом. Литература первична, критика вторична. Писатель пописывает, читатель почитывает. А критик куда ни кинь – все же не писатель, а читатель (здесь уместно вспомнить и широко распространенное в писательской массе мнение, будто критики получаются из несостоявшихся писателей – и как раз поэтому изливают на «состоявшихся» злобу и желчь ).

Это и так, и не так. Так на практике – потому что 99% критиков писать не умеют и, соответственно, не пишут, а только хвалят и осуждают. Они «высказывают мнение», они «выставляют оценки», они «делятся своими сомнениями и восторгами». То есть и впрямь отличаются от рядового читателя только тем, что почему-то решают обнародовать собственные суждения в «толстом» журнале или какой-нибудь худой газетенке. И утешить их может разве что тот неоспоримый факт, что подавляющее большинство обижающихся на них – и обзывающих их несостоявшимися писателями – прозаиков и поэтов пишет ничуть не лучше их.

Не так это в идеале. Потому что критика – самостоятельный род литературы, обладающий собственной эстетической ценностью. Потому что постепенно, начиная со второй трети ХХ века, «вторичная» литература теснит «первичную» не только на поле власти над умами, но и в садах изящной словесности. Осознать этот факт во всей его непреложности мешает лишь то прискорбное (хотя и понятное) обстоятельство, что критиков, умеющих хорошо писать, никогда не бывает больше одного процента. Но вот они-то и являются критиками, а все прочие, называющие себя так, – не критику пишут, а примус починяют.

Лев Данилкин (фото: ИТАР-ТАСС)
Лев Данилкин (фото: ИТАР-ТАСС)
Осознать этот факт мешает и то обстоятельство, что вплоть до самого недавнего времени никому не приходило в голову выпускать написанные на злобу дня и разбросанные по печатным и сетевым СМИ статьи и рецензии Одного Процента авторскими сборниками; не приходило в голову и то, что «пойдет» в книжных магазинах такая продукция ничуть не хуже, чем художественная проза… В отличие от никому не нужных, но с пугающей регулярностью выходящих тиражом в тысячу экземпляров (и, как правило, на грант) книг литобслуги (то есть Девяноста Девяти Процентов), вообразившей себя в ситуации, когда начальство ушло, литературной номенклатурой.

Замыслив рецензируемую книгу, Данилкин взял на себя труд преобразовать печатавшиеся в течение года в «Афише» статьи и рецензии в своего рода роман о новейшей русской литературе (благо качество его критических текстов, сама их материя это позволяют), вписав в него сюжет – не традиционную премиально-скандальную фабулу (хотя и ее тоже), но всеобщее, как представляется автору, ностальгическое обращение к истокам – советским, имперским и, как еще совсем недавно считалось в хороших домах Филадельфии, однозначно мерзким. Критический роман Данилкина дышит оптимизмом, – для чего ему, правда, пришлось кое-что преувеличить, кое-чего не заметить и кое-где передернуть, но даже с этими оговорками обладает высшей – художественной – убедительностью.

Лев Лосев (фото: gallery.vavilon.ru)
Лев Лосев (фото: gallery.vavilon.ru)
Одно из преувеличений Данилкина: семь книг, выпущенных в 2005 году Дмитрием Быковым, как триумф и рекорд года. То есть насчет рекорда я как раз согласен… Триумфом стал в оценках критики «Пастернак» Быкова в серии «ЖЗЛ», хороша и книга, выпущенная в серии «Личное мнение» (хотя и не так хороша, как у самого Данилкина), а вот «Эвакуатор» – произведение откровенно провальное. Как провальна (в том числе и стилистически) реплика Данилкина: «2005 год стал для Быкова Болдинской осенью». Болдинской осенью, кстати, Пушкин писал «в стол» и в основном без малейшей надежды на печать.

Оптимизм внушает Данилкину и тот факт, что чуть ли не все нравящиеся ему (да и просто приметные) прозаики выпустили за отчетный год как минимум по одной книге. И даже один поэт – Лев Лосев. Тот факт, что и Лосев, и большинство перечисленных Данилкиным прозаиков отметились в 2005 году далеко не лучшими книгами (что констатирует и сам критик), его почему-то не смущает. То есть не «почему-то», а как раз совершенно понятно почему. Потому что книга Данилкина посвящена литературе 2005 года. Выйди она на год раньше, триумф и расцвет наступили бы в 2004-м.

Пишу об этом без малейшей иронии. Чтобы оживить Галатею, Пигмалиону необходим драйв. Драйв неоткуда черпать, кроме как из влюбленности в подлежащий оживлению предмет (драйв можно черпать и из ненависти, но это не стихия Данилкина: пообещал когда-то убить Стогоффа, если тот не бросит писать и печататься, – и слова не сдержал). Вот и лепит Данилкин из нашей литературы Галатею, категорически отказываясь замечать, что позирует ему Дульцинея. Влюбиться в которую можно только в измененном состоянии сознания.

В книге «Парфянская стрела», если воспринимать ее не как вдохновенный роман о литературе, а как приземленную критическую монографию (хотя делать этого и не надо), можно усмотреть серьезный методологический изъян: Данилкин не видит сущностного различия между постимперской и, условно говоря, «веймарской» литературой. Постимперская (таков современный английский роман) зиждется на смирении (резиньяции) и самоиронии, «веймарская» – на ностальгии и реванше. Постимперская литература либеральна (точнее, вынужденно либеральна), тогда как «веймарская» – фашизоидна (воровато фашизоидна). В 2005 году мы еще не определились с выбором – ни с политическим, ни с литературным; оба тренда наличествуют одновременно и параллельно (а во многих случаях имеет место переплетение и взаимопроникновение) – и единой картины, которая грезится критику, не складывается хотя бы поэтому. То есть картина-то складывается – но не фигуративная и уж подавно не триумфальная.

Владимир Личутин (фото: ИТАР-ТАСС)
Владимир Личутин (фото: ИТАР-ТАСС)
И здесь самое время вернуться к первому мифу – о власти Данилкина над умами (и, соответственно, над книжными продажами). Отрицать очевидный факт было бы глупо: вот уже несколько лет столичные «белые воротнички» живут по «Афише», а значит, и книги читают (и покупают) – по Льву Данилкину.

Однако не все так просто. Механизм власти над умами (прошу прощения за ученое словцо) реципрокен: с одной стороны, ты навязываешь толпе свои вкусы; с другой – угадываешь ее до поры до времени тайные предпочтения и подаешь их – ей же – якобы как свои собственные. Так, кстати, обстоит дело и в книжном бизнесе: издатели наполовину формируют спрос, а наполовину угадывают его; условно тут только понятие «половина» – черта на самом деле подвижна.

Англо-американский роман «белые воротнички» и впредь будут выбирать по Данилкину. И какого-нибудь Спектора пополам с Гарросом – тоже. И даже, ориентируясь на духовного наставника, скрепя сердце осилят Проханова и Доренко. Но ведь Данилкин – в своем новом «ностальгическом» изводе – рекомендует «среднелобым» и, например, Личутина! Вы пробовали читать Личутина? Я пробовал, и Владимир Бондаренко говорит, что пробовал, но я осилил полторы страницы. Превосходные полторы страницы, кстати, – но больше не смог. Ну ладно Личутин – но Данилкин рекомендует и Микушевича! И Курая! И высоко ценимого мною Владимира Шарова! То есть писателей разноодаренных, но не обладающих столь милой сердцу среднего класса читабельностью. И в этой точке его «роман с читателем» (и «роман с покупателем»), похоже, заканчивается. Лёва тешит до известного предела. И властителем дум остается ровно до него же.

Блестящая книга «Парфянская стрела» – и вот она-то как раз читается на одном дыхании. Галатею свою Лев Данилкин оживил (а сперва, естественно, изваял) – и всему цеху, именующему себя Академией русской современной словесности, впору вешать критические бутсы на гвоздик.

Вот только позировала ему Дульцинея в привычных для нее интерьерах и ароматах воистину авгиева свинарника.

..............