Игорь Манцов: Чужое

Напротив, выметать «отвлеченное большое» поганой метлой, ибо гипервопросы навязаны позавчерашней повесткой дня. Ближе к телу! Мельчить! Будут тогда и новые, по-настоящему актуальные вопросы, и новые их постановки.

В субботу канал «СТС» показал крайне любопытную вещь: «Здравствуйте, я ваша няня! Фильм о фильме». Там весьма подробно и некичливо рассказали о процессе создания легендарного теперь уже сериала. Наконец получил ответ на давно интересовавший вопрос: почему, в отличие от десятков других адаптаций чужого западного материала, сага о прекрасной няне получилась живой, честной и непротивной.

Сначала показали пробы на главную роль: разновозрастные неуверенные тетеньки, включая никому не известную Анастасию Заворотнюк, лопочут прямо в объектив, представляются продюсерам, заискивают. Можно было бы, кстати, дать побольше этих самых проб: дюже интересно, человеческое, слишком человеческое.

В перерыве Жигунов и Смолкин уходят курить и тоже хватаются за голову: крах, кранты, провальная актриса на роль няни и, соответственно, провальный проект

Но вот Заворотнюк утверждена, начинаются пробы уже в компании с Жигуновым и Смолкиным. Анастасии кажется, что незнакомые мужчины не помогают ей, топят. Ничего не получается, нет общения, нет электрического тока, мертвое. В перерыве Жигунов и Смолкин уходят курить и тоже хватаются за голову: крах, кранты, провальная актриса на роль няни и, соответственно, провальный проект. Парни даже пытаются поменять вектор поведения, скрепя сердце, договариваются актрисе помогать, однако Заворотнюк им не верит: чужие, чужие! Актерские амбиции, актерские понты, никуда не денешься. Но тут, по словам Жигунова, случается внезапный качественный скачок: «Едва появился Кирющенко, она раскрылась. Настя заиграла!»

Коротко, впроброс, но от того не менее убедительно, нам показывают, как подвижный крупный мужчина носится по площадке, прыгает, комикует, играет и за няню Вику, и за Максима Викторовича, и за подругу Галю, за всех. Вот оно что, Режиссер Режиссерович, Человек Понимающий, гений общения! Конечно, Анастасия Заворотнюк – актриса с выдающимся жанровым чутьем, умница. Однако мало ли у нас талантов. Талантов много, идеи благородные, денег завались, вот только результаты, как правило, плачевные. Здесь же удалось показать, как сериал, покоривший всю страну, кроме, пожалуй, Алексея Балабанова, состоялся в точке необязательного человеческого контакта. Если бы основной режиссер-постановщик «Няни» Алексей Кирющенко не сумел стать для Анастасии Заворотнюк своим, если бы ему не удалось сразу преодолеть отчуждение, поселив в нее веру и раскрепостив, ничего бы не получилось. Мы имели бы очередную телевизионную ерунду, типовое безжизненное кривляние.

Нагляднее некуда! Американский сценарий и американские консультанты, сотни отечественных участников проекта, тонны грима и декораций, суперсовременные технологии, но, как и всегда, дело решают вера с симпатией, неосязаемые неконвертируемые материи. Как скоро Кирющенко и Заворотнюк спелись? Насколько быстро заискрило: через пару съемочных дней или уже через полчаса? Через какое время они обратили в свою веру остальных актеров?

Кадр из сериала «Моя прекрасная няня»

Как бы то ни было, результаты налицо. «Няня» - больше, нежели масскульт, в «Няне» есть не только безукоризненная цельность, но еще и нетипичное для сегодняшней России гуманитарное измерение. В одном из своих интервью Алексей Балабанов возмущается успехом «Няни» у публики, да только возмущается не по делу. Фильмы самого Балабанова держатся за счет безукоризненного темпоритма и ювелирной раскадровки, но даже хорошие актеры у него если и не фальшивят, то недотягивают, оставляют вопросы и черные дыры с белыми пятнами, не склеиваются в ансамбль. С позднесоветских времен у нас засилье псевдоинтеллектуализма, а надо бы заниматься еще и «необязательным» человеческим. На эту тему, кстати, очень трудно говорить: проблематика вытесненная, языка описания давно нет.

Прочитал, что отмечается 45-летний юбилей КВНа. Тем временем на разных телевизионных каналах открылось несколько новых юмористических программ с участием и под патронажем бывших кавээнщиков. Количество кавээнщиков зашкаливает, в телевизоре комикуют сплошные кавээнщики. Не буду про уровень шуток, уровень шуток - штука субъективная. Присмотрюсь, если можно так выразиться, к стилю актерского поведения. Стиль неудовлетворительный, манера дилетантская. То, что приемлемо в рамках специфической телеигры, где практикуются конкурсная система, жюри, очки и призовые места, не приемлемо в ситкомах, скетчах, мини-драмах и сериалах, куда эта манера механически переносится.

Считается хорошим тоном ругать Евгения Петросяна и Регину Дубовицкую с компанией. Между тем распространившаяся с легкой руки кавээнщиков манера предъявлять самоигральный литературный материал, будь то каламбур или анекдот, в манере недоактерства, также нехороша, не менее вредна. Уже создан и успешно внедрен в сознание потребителя новый стандарт сценического поведения: «от головы». Заурядное человеческое обаяние считается теперь достаточным основанием для того, чтобы публично лицедействовать, претендуя на решение драмзадач. Вот уже и профессиональные актеры, соблазненные доступностью нового стиля, культивируют ровно ту же самую одномерность. В том числе и по этой причине наши фильмы с нашими сериалами все мертвее и мертвее. Смысл «интеллектуального комикования» в том, чтобы отслеживать только любимого себя в компании со своей будто бы зубодробительной шуткой. Смысл подлинного актерства в ином: контакт, конфликт, обратная связь, развитие и т. п.

Достаточно посмотреть на то, как горят глаза у американских актеров в самых что ни на есть заурядных и туповатых сериалах, насколько актеры эти тащатся от взаимодействия, с какой готовностью идут на контакт и на обмен. Достаточно сравнить это горение и эту органику с нашей новейшей псевдоинтеллектуальной манерой. Российские актеры внезапно почувствовали свою востребованность, и это ощущение явно прибавило им самомнения, которое все чаще переходит в самолюбование. Почти все играют идею исключительности, присмотритесь. И это вместо того, чтобы, растоптав эго, культивировать внеположенный образ.

Впрочем, американцы не ангелы, вот вам свежая американская картина, оставившая сильно неприятное впечатление: «Хороший год» знаменитого, а местами так просто любимого режиссера Ридли Скотта, кажется, британца по происхождению. Нечто абсолютно чужое.

Рассел Кроу в роли гладиатора Максимуса

Некий англичанин, воротила лондонской фондовой биржи, хитрец и пройдоха, которого играет Рассел Кроу, возвращается на винодельческую ферму своего детства, в Прованс, во Францию. Здесь он постепенно вспоминает детские годы, проведенные рядом с дядей Генри, которому поместье как раз и принадлежало. Герой изживает свой лондонский прагматизм и влюбляется в прекрасную гордую француженку, которая, как выясняется, целовала его еще в далеком безоблачном детстве. В конечном счете парень меняет свой лондонский гадюшник на виноградный рай…

Когда англичане или американцы работают на своей территории, они очень бережны и точны, они не транжирят ни смыслов, ни экранных секунд, они даже в средненьких картинах безошибочны. А зато в Вене (см. «Иллюзионист») или Провансе (см. «Хороший год») они теряют почву под ногами, начинают фальшивить, да попросту не знают, чем бы им заняться, на что потратить экранное время. Демонстрируют крайнюю степень растерянности при внешнем благолепии и формальной стройности.

Выяснил, что у Ридли Скотта где-то в Провансе собственная фермочка и что исходный роман со сценарием были написаны по заказу режиссера его давним приятелем-лондонцем. Очень показательная история! Дома англосаксы выполняют важнейшую социокультурную работу, именно на их мифотворчестве во многом держится Америка, западная цивилизация в целом, и поэтому расслабленность там исключена, а ошибки неприемлемы. Ровно поэтому же лучшие и даже средние американские картины рождают чувство сопричастности, так или иначе цепляют далекого иноземного иноязычного тебя. Но когда они, то бишь англосаксы, выступают в качестве туристов, безответственных праздношатающихся созерцателей, их расслабленность оборачивается поверхностностью, а последняя плавно перетекает в глупость.

Давно не соприкасался с таким, то ли бесконечно чужим, а то ли безнадежно мертвым, продуктом. Ни одной зацепочки, ничего, кроме псевдоинтеллектуальной схемы. Казалось бы, хорошо знакомый Ридли Скотт, который не опускается ниже определенного уровня. Казалось бы, Голливуд, и поэтому минимум удовольствия гарантирован. Но ничего подобного.

Получается, тот смысл и те удовольствия, которыми обычно одаривают нас заокеанские кинематографисты, не механического и не технологического происхождения, а личностного. Нет внутреннего напряжения и социальной ответственности – и вот уже нет ни качества, ни художественного смысла. Короче, заканчиваю ровно теми же слоганами, с которых начинал: «Ближе к телу!» и «Мельчить!» Отвлеченные мысли со счастьем подтянутся.