Игорь Манцов: Работа над ошибками

На самом деле не дешевая оперетка, а ключевое произведение русской и мировой культуры – «Пиковая дама», сцена у Зимней канавки. Из несвязного бреда маниакального Германа хорошая девушка Лиза делает вывод, что он и есть виновник смерти старушки-графини.

Герман переживает в свою очередь: «Она мертва-а, а тайны не узнал я!» Петь на два голоса одному-единственному мне трудно, пришлось поэтому выбирать. Остановился на душещипательной линии обманутой вкладчицы: передоверила и душу, и лучшие чувства симпатичному молодому человеку, а тот на поверку оказался то ли слишком коварным, то ли бесконечно сумасшедшим. «Так это пррравда – со злодеем…??» – Именно со злодеем, впрочем, непредумышленным. Парень хотел как лучше, а получилось сами знаете как.

Массовый человек, чье сознание полностью определяется экономическими категориями, чьи интересы сводятся к гедонизму и потреблядству, не видит дальше своей жадной вытянутой руки

«Пиковая дама» братьев Чайковских – произведение, конечно же, эпохальное. Тут во всей красе предъявлен массовый человек, тяготящийся повседневной службой, рутинным существованием, поставивший поэтому на фантазм, на необеспеченную трудом прибавочную стоимость, на подарочек. Уж больно хочется обмануть – если не судьбу, то хотя бы какого-нибудь ближнего.

Каков герой, таков и художественный язык: яростный мелодраматизм «Пиковой дамы» настойчиво дистанцирует уравновешенного, ответственного потребителя-аристократа, предвосхищая наступление эпохи массовой культуры, эпохи воинствующего демократизма и сопутствующего этико-эстетического расколбаса. В моем ничтожном исполнении, допускаю, было похоже на паршивую оперетку, но можно было бы превратить исходник в образцово-показательную рок-оперу или же в мюзикл: материал не сопротивляется, наоборот.

Нервные люди с типовым фантазмом – «Хорошо бы сорвать банк на пустом месте!» – герои XX столетия. Массовое общество новейшего времени претерпевает скуку с прозаизмами, культивирует примитивную социальную механику и не знает второго, метафизического, плана. Что называется, бери больше, беги дальше.

Наш нынешний телевизор преподнес неожиданный сюрприз: две не вполне свежие кинокартины совпали во времени, столкнулись, высекли искры, то бишь новые смыслы. Как в первый раз! Засчитаю поэтому нынешний, не первый, просмотр за премьерный.

Жанровое американское кино «Идеальное убийство» с Гвинет Пэлтроу и Майклом Дугласом срифмовалось с малобюджетным «Обещанием» бельгийских братьев Дарденн, многократных каннских лауреатов. Их последующие шедевры удостаивались либо «Золотой пальмовой ветви» («Розетта», «Дитя»), либо призов немногим менее значительных («Сын»).

А в чем же сходство, почему рифмуются?
В «Идеальном убийстве» мерцает следующий весьма глубокий метасюжет. Итак, никто из главных фигурантов действия не держит слово. Героиня Гвинет Пэлтроу, а также ее муж, которого играет Дуглас, и ее вполне случайный любовник – все трое по очереди обманывают друг друга и предают. Сначала изменяет мужу героиня. При этом она не знает, что парень, играющий в обществе роль романтического художника и поэтому с легкостью затащивший ее в койку, – мошенник со стажем. То есть она обманута в свою очередь.

Кадр из кинофильма «Идеальное убийство»

Персонаж Дугласа тем временем попадает в финансовые капканы, и тоже втайне от супруги. Однако навряд ли ему пришла бы в голову идея убить жену, завладев при этом ее родовыми миллионами, когда б не оскорбительная измена. Она провинилась первой, и вот уже Дуглас заказывает жену ее же собственному любовнику, псевдохудожнику, угрожая тому разоблачением и тюрьмой. Художник берет часть суммы, но подсылает вместо себя неумелого, едва вышедшего на свободу уголовника. Этот уголовник не справляется, жена убивает его кухонным ножичком…

Дуглас врет Пэлтроу. Потом они оба врут следователю. Дальше объявляется «художник» и шантажирует заказавшего собственную жену Дугласа. Дуглас в свою очередь сначала обманывает и убивает «художника», а после покушается на здоровье супруги, которая, собственно, всю эту кашу и заварила.

Непрерывная череда предательств, обманов и подлостей! Однако все эти чудовищные причинно-следственные цепочки получают смысл лишь тогда, когда зритель принимает во внимание важнейшего героя картины – следователя. Я уже писал, что голливудские фильмы намного умнее, чем кажется иным отечественным недоброжелателям. Вот и здесь специально подчеркиваются два обстоятельства. Во-первых, следователь – мусульманин, человек из другого мира, попросту ИНОЙ. Это следует из того, что героиня Пэлтроу апеллирует при нем к Аллаху, а он с благодарностью и готовностью ее поддерживает.

Во-вторых, у следователя есть маленький ребенок, который в данный момент приболел. Это недомогание доставляет следователю большие душевные муки. Он весь в заботах о ком-то ближнем, не о себе. Это разительно отличает следователя от двух своекорыстных пауков и одной себялюбивой паучихи, в чьих темных делишках ему приходится разбираться по долгу службы.

Таким образом, имеем критику американского образа жизни с позиции ИНОЙ духовной традиции, с позиции ИНОГО человеческого опыта. Но поскольку фильм американский, мы вправе трактовать его как акт покаяния, как своевременную работу над ошибками.

Однако ровно ту же самую структуру находим и в картине братьев Дарденн «Обещание». Хотя в смысле кинематографического языка это нечто противоположное «Идеальному убийству». Подвижная ручная камера, три с половиной сдержанных актера, только реальные интерьеры, минимальный бюджет. Ну и что. Здесь тоже самокритика, та же самая работа над ошибками.

Сытая Бельгия. Отец среднего возраста и подросток-сын. Зарабатывают тем, что обеспечивают жилье с работой нелегалам из стран третьего мира. Сынуля иногда приворовывает у клиентов на автозаправке. Папаша тоже без особых моральных принципов и без комплексов. Дарденны гениально делают скольжение сытых белых героев по жизненной поверхности. Не знают метафизического измерения, идеи воздаяния. Жизнь как тупая социальная механика. Обмануть, урвать, поднакопить, обеспечить безбедное существование и выстроить большой новый дом…

Официально паренек работает учеником автомеханика. Часто прогуливает и тогда врет нанимателю. Оба, сын и отец, врут налоговым органам или не вполне компетентным нелегалам. Однажды во время визита налоговиков, во время шухера, один из темнокожих рабочих падает с лесов и разбивается насмерть. Мальчик пытается оказать ему помощь, однако подоспевший папаша пресекает эти поползновения, этот опасный гуманизм. Вместо того чтобы оказать несчастному помощь, отец и сын некоторое время скрывают тело от посторонних глаз, а после замуровывают в бетонную стену. Возможно, кстати, человека еще можно было спасти. Вполне возможно.

Еще находясь в сознании, до прихода отца, нелегал из Буркина-Фасо просит подростка позаботиться о его жене и маленьком ребенке, которые живут здесь же, через дорогу, в импровизированном бараке. Подросток обещает. Здесь – смысловой центр фильма.

Афиша фильма «Обещание»

Братья Дарденн предъявляют тотальную ущербность западного социума с позиции человека ИНОЙ культуры, с позиции темнокожей супруги погибшего афроамериканца. Ни отец, ни сын не верят ни в черта, ни в дьявола – только в деньги, только в закон выгоды. Вот гениальный, вот смыслообразующий эпизод. Негритянка обмазывает своего ребенка неким эликсиром, читает заклинания. «Зачем?» – искренне удивляется случайно заглянувший в барак бледнолицый герой, позитивист и сын своего расчетливого папаши. «Чтобы отогнать от ребенка злых духов», – невозмутимо отвечает женщина. «Но здесь нет злых духов!» – бросает ей изумленный паренек. Между тем незадолго перед этим мы, зрители, видели его отвратительные проделки, его невозмутимое воровство. «Здесь нет злых духов!» – это отрицание метафизического измерения и каких-либо ценностей, кроме шкурных, это декларация и это жизненная программа.

События, которые произойдут уже через несколько минут экранного времени, убедят нас, зрителей, в том, что пресловутые злые духи есть, и духи эти определенно владеют белыми героями картины – и сыном и отцом. Непрерывное вранье супруге погибшего. Провокации с целью выжить ее из города, из страны, из Европы. Коварный отец попытается продать ее в сексуальное рабство. Сын в последнюю секунду одумается, примет опасное решение и спасет. Вывезет женщину и ребеночка подальше от отцовского дома, станет потихонечку помогать и оберегать.

Сначала его мотивация непонятна, но в какой-то момент в голове внимательного зрителя перещелкивает. «Ага, – говоришь ты себе, вспоминая, – он же ДАЛ СЛОВО умиравшему. Он пообещал позаботиться о женщине и ребенке!»

Вспоминаешь и тут же начинаешь сомневаться в достоверности такой мотивировки: что с того? Разве слово, обещание что-нибудь значат в мире этих сытых рациональных белых людей, в мире чистогана? Разве мы не видели, как вслед за своим отцом сынок и воровал, и врал, и выкручивался? Этого попросту не может быть, невесомое слово ничего не стоит, ничего не весит и нигде ни за сколько не продается!

Дарденны гениально показывают, как невесомое и будто бы бессильное слово – тяжелеет, разбухает в поступок. В «Идеальном убийстве» представитель иного мира, следователь, с печалью наблюдал, как своекорыстные гадины пожирали одна другую, ничему не научаясь. Здесь же мальчик таки воспринимает урок инобытия и сам становится ИНЫМ. Работа над ошибками плюс исправление ошибок. Одержимость злыми духами самым достоверным образом превозмогается на наших глазах.

Массовый человек, чье сознание полностью определяется экономическими категориями, чьи интересы сводятся к гедонизму и потреблядству, не видит дальше своей жадной вытянутой руки. Его базовые характеристики – сумасшествие, одержимость. «Там груды золота лежат, и мне они принадлежат!» – безосновательно фантазируя, распевает чудовищный Герман.

«Она мертва, а тайны не узнал я…»
Сам ты мертв!
А тайна не в картах, а в глубине человеческой души.