Ольга Андреева Ольга Андреева Почему на месте большой литературы обнаружилась дыра

Отменив попечение культуры, мы передали ее в руки собственных идеологических и геополитических противников. Неудивительно, что к началу СВО на месте «большой» русской литературы обнаружилась зияющая дыра.

0 комментариев
Геворг Мирзаян Геворг Мирзаян Вопрос о смертной казни должен решаться на холодную голову

На первый взгляд, аргументы противников возвращения смертной казни выглядят бледно по отношению к справедливой ярости в отношении террористов, расстрелявших мирных людей в «Крокусе».

12 комментариев
Глеб Простаков Глеб Простаков Запад судорожно ищет деньги на продолжение войны

Если Россия войну на Украине не проиграет, то она ее выиграет. Значит, впоследствии расплачиваться по счетам перед Москвой может уже не Евросоюз с его солидарной ответственностью, а каждая страна в отдельности и по совокупности неверных решений.

10 комментариев
13 декабря 2014, 20:08 • Клуб читателей

Сорокин – это наше все

Антон Антипенко: Сорокин – это наше все

Сорокин – это наше все
@ из личного архива

Литературные премии в стране, где не существует литературы – дело по определению коррупционное, тут и говорить нечего. Но в случае с «Большой книгой» есть некоторая странность: уже второй раз вторую премию получает Владимир Сорокин.

В рамках проекта «Клуб читателей» газета ВЗГЛЯД представляет текст Антона Антипенко, в котором он рассуждает о постимперской реальности в произведениях Владимира Сорокина.

Любимый писатель все уже очень точно выразил за нас

Литературные премии в стране, где не существует и не может существовать литературы – дело по определению коррупционное, тут и говорить нечего. Однако в случае с «Большой книгой» есть некоторая странность: уже второй раз вторую премию получает Владимир Сорокин.

Сорокин – да, это литература, несомненно. Меня спросят: как же я написал выше, что у нас не существует и не может существовать литературы? Уточню: может. Но только такая.

1

Произведения Сорокина – ценнейший документ, правдивое описание того, что представляет собой постимперская реальность. Погибшие империи все погружаются туда, в «то самое» (кто читал Сорокина, понимает, о чем я), но обычно оттуда, из «того самого», не пишут. Неохота. Чего уж там. Все и так понятно. Но Сорокин выразил, закрепил в слове то, что было и так понятно, и в этом плане он уникален.

Он писал за нас всех. К написанному им нечего было добавить.

Сорокина не любили. У нашего общества, как это ни странно, удивительно низкая культура восприятия художественного текста. Народ не понимает, что писать про д... и писать д... – совсем не одно и то же; чтение Сорокина, какое-никакое, а все-таки общение с человеком, с автором; чтение Улицкой или Дины Рубиной – просто копрофагия и ничего более. От этой скверной привычки нашему обществу пора уже начать отвыкать.

Сорокин не многогранен и достаточно монотонен – это не недостаток. Постимперская реальность – не многогранна и монотонна; таков же должен быть, по необходимости, и ее певец.

Сорокин всегда использовал один и тот же прием – сначала он давал словесный образ империи – Советской или Романовской, какую-нибудь картинку имперской жизни в стилистике соцреализма или классического русского романа, потом эта картинка распадалась, погружалась в абсурд, в хаос, в «то самое».

2

Предшественник Сорокина ­– Федор Тютчев, имперский чиновник, завороженный деструктивным началом, уже в XIX веке отработал этот прием в бесконечных вариациях – в стихотворении про льдины на реке, например:

Все вместе – малые, большие,

Утратив прежний образ свой,

Все – безразличны, как стихия, –

Сольются с бездной роковой!..

Как будто бы не по-сорокински сказано: серьезно, хрестоматийно, без эпатажа. Но, если мы подставим на место льдин сорокинские картинки (из жизни школьников, или геологов, или помещиков), мы увидим, что схема едина: исчезновение дифференцированного в недифференцированном, исторического времени – в безвременье.

«Роковая бездна» – вроде как поэтично; д... – вроде менее поэтично. Но суть-то одна. И, к сожалению, в империях заложен этот импульс, недаром имперские чиновники пишут такие стихи.

Забавно, что Тютчев, в своей публицистике озабоченный борьбой с революционными тенденциями, в стихах воспевал «древний, родимый хаос». Но литературу нет смысла осуждать – к литературе можно только прислушиваться.

3

Возвращаясь к Сорокину: поскольку его тема­ ­– гибель имперского космоса, лучшее, что им­ написано, имеет отношение ко всему нашему имперскому пространству. В том числе и к Украине. Там сейчас эпоха сорокинского буквализма.

Вот, например, сюжет: людей бросают в мусорные ящики. Рассказ Владимира Сорокина? Нет, украинская реальность.

А вот другой сюжет: людей расстреливают из винтовок для того, чтобы транспортировать их на небо и потом умиляться по этому поводу. Очевидная вариация на тему сорокинской «Насти». Но не на бумаге. А нам, не способным пока все это прекратить, остается только читать и перечитывать Сорокина.

Сорокин – это наше все.

Могут возразить, что как писатель он давно уже не существует. Это правда. Литература, в отличие от жизни, не терпит монотонности. Это жизнь без конца повторяет с нами один и тот же сорокинский прием – как только ей не надоест, жизни?

В литературе этот прием исчерпан, а по-другому писать Сорокин не умеет. У каждого свой дар. Он пытался осуществить литературную экспансию дальше в прошлое («День опричника»), но не вышло. Язык, понятный для нас, язык, которым мы описываем мир, язык, с которым возможны стилистические игры – язык Романовско-Советской империи. Предшествующая эпоха для нас почти безмолвна – мы не можем почувствовать ее дух, потому что он не отражен в слове.

Сорокин, решивший разыграть тему опричнины как глубинной сущности русской истории (идея провальная уже хотя бы потому, что мы ничего толком не знаем об этой опричнине), был обречен остаться на уровне штампов в духе фильма «Иван Васильевич меняет профессию».

Но отрицательный результат – тоже результат. Наконец-то стало очевидно, что все разговоры об «азиатской деспотии» не могут иметь литературного воплощения и, следовательно, не опираются ни на какую реальность. Впрочем, сейчас это мало утешает. Мы – не азиатская деспотия, это точно. Мы... как там у Сорокина? «Мысть, мысть, мысть, полокурый вотлок». Или просто – «ааааааааааа». В самую точку, верно? У кого-нибудь есть что добавить? Нечего?

Любимый писатель все уже очень точно выразил за нас. И остается только надеяться, что придет время, когда он наконец перестанет быть актуальным.

..............