Михаил Бударагин: За что воюет Новороссия?

Я не могу не начать этот текст со слов сочувствия семьям погибших в авиакатастрофе «Боинга» и должен был бы пуститься в рассуждения о том, что же случилось. Но я не могу рассуждать. Я не знаю.

Новороссия планирует строить социализм с человеческим лицом, правую полувоенную диктатуру, капиталистическое общество равных возможностей?

Я не летчик, не авиадиспетчер, не отправлял ракеты в цель и не знаю, как устроен самолет. У меня есть лишь слова сочувствия, больше ничего. Трагедия страшна не только жертвами, но и домыслами, и вносить свою лепту в этот скорбный список мне представляется безнравственным. Я верю в то, что ополчение Донбасса не сбивало самолет, и кроме веры мне нечего предъявить.

Прошло достаточно времени, и никто так и не предъявил ни единого внятного доказательства вины одной из воюющих сторон: Киев, Москва, Вашингтон, Брюссель назвали виновных (каждый своих) через десять минут, но доказательств как не было, так и нет.

Поэтому я бы хотел поговорить о том, в чем понимаю: об идеологии. О том, почему война, которой пугают все чаще (после катастрофы «Боинга» эти пугалки стали выглядеть куда убедительней, чем раньше), будет продолжаться, разрастаться, о том, почему сложить оружие сейчас невозможно, несмотря на то, что чем дольше будут идти боевые действия, тем менее ясными будут казаться цели обеих сторон внешним наблюдателям.

Киев, например, настаивает на «единстве страны» и «борьбе с терроризмом», но нервы у украинцев сдают, ненависть к «ватникам» и «пособникам террора» растет день ото дня, и откуда здесь возьмется «единство страны», ясно не вполне. Превратить Донецк в руины армия Порошенко может, а заставить людей страстно желать единой Украины – нет.

Каждый новый день боев лишь приближает распад страны, и тот факт, что власти в Киеве этого не понимают, очень много говорит о масштабе государственного мышления. Не то чтобы мы много ждали от мэра Кличко и предпринимателя Порошенко, но все-таки…

Но нельзя сказать, что ополчение Донбасса, ежедневно публикующее сводки с фронта, смогло внятно объяснить логику послевоенного мира. Война оказалась очень интересной, это правда: оставление Славянска, подбитые танки и самолеты, свадьба ополченца Моторолы, исчезнувший медийный герой Бабай – за этим в России следят с радостью и гордостью (так родители выкладывают в соцсети видео «Наш Ваня сделал первый шаг»), но ведь государство на радости не строится.

Напомню всем, кто забыл, что в зоне боевых действий живут люди. Они – русские, они говорят по-русски, чувствуют кровную связь с историей и культурой, но жители Юго-Востока, Харькова и Днепропетровска, Мариуполя и Николаева живут в государстве, которое все еще называется Украина. И беженцы из Донецка и Луганска отправляются не только в Россию, бегут и в Киев, и в другие регионы Юго-Востока, где нет войны.

Никто так и не потрудился втолковать и тем, кто ушел, и тем, кто остался, почему в составе Украины оставаться нельзя ни в коем случае. Мол, мы сейчас довоюем, и если вдруг проиграем, то придет Нацгвардия, и вас повесят – не великой убедительности аргумент. В Нацгвардии хватает психов, но кое-как массовых казней им удается избегать. «А вдруг не повесят?» – вот и весь ответ.

Егор Холмогоров в поэтичном тексте о русском мире во многом прав, но его метафору не объяснишь на площади в трех словах, все это хорошо читать дома, а не в окопе и уж тем более не перед окопом, когда ты еще сам не решил, нужно ли тебе спускаться туда и брать в руки лопату.

Это не означает, что ополчение Донбасса не воюет за русский мир. Но дело не только в мире.

Люди сражаются еще и за самих себя. Не обязательно в буквальном смысле: мол, Киев их расстреляет, если они проиграют. Да, расстреляет. Но сотни мужчин, взявших в руки оружие и ставших частью новейшей истории, вряд ли сбегут в Россию и переквалифицируются обратно в консультантов по костюмам и дедов морозов: мещанские радости способны всерьез увлечь лишь тогда, когда никаких иных радостей нет, когда от бездны отчаянья приходится прятаться за правильную сервировку стола или часовой спор о цвете половичков. Не великое счастье для человека, знающего, как звучит поступь будущего.

Между русским миром и личной судьбой – предельно бытовые, ясные каждому ответы об Украине: они давно уже есть, нужно просто постоянно, внятно и вслух их повторять.

#{image=814867}За что воюет ополчение Донбасса?

За то, чтобы в Новороссии (и хорошо бы, и в Киеве) русский язык был вторым государственным: это ведь логично и правильно, что люди говорят, пишут, читают вывески на своем, родном, языке, на котором говорили на этой земле их деды и прадеды. Майдан долго решал, что делать с русским языком, пытался выкрутить руки здравому смыслу и, вопреки завиральному убеждению российских поклонников Порошенко о том, что «Киев может стать лучшей Россией, чем сама Россия, давайте все туда переедем» (переехали бы, кстати, да не спешат), решил, что на Украине будет один язык. Украинский. На нем половина страны никогда не говорила и не будет говорить, и слова Порошенко об «особом статусе» мало что меняют.

Украинский язык – это принудительная украинизация, придумывание новых символов и героев, а значит, ополчение воюет, в том числе, и за то, чтобы по улицам городов не ходили – открыто и никого не стесняясь – неонацисты с портретом Степана Бандеры, фашистского палача и карателя, которого почему-то очень любят патриоты Украины. Возможно, для Киева Бандера и его приспешники действительно являются кумирами, а в Великой Отечественной «все было не так однозначно», но при чем здесь Донбасс? Пусть бы националисты украинизировали Львов, но они ведь и Крым 20 лет пытались сделать «частью единой Украины». Разумеется, победа Майдана должна была бы ознаменовать финальный этап силового водворения придуманной идентичности.

Зря что ли столько лет Киев и Львов вооружали радикалов.

Радикалы нужны, кроме всего прочего, для того, чтобы не допустить к выборам тех, кто неудобен киевской власти. Победа Порошенко сегодня воспринимается как данность, но не лишним будет напоминать жителям Донбасса, что Олег Царев, единственный человек, который осмелился отстаивать их интересы, был вынужден с выборов сняться, чтобы майдановцы спокойно боролись за кресло президента сами с собой.

Ополчение воюет за то, чтобы если вдруг представителю Новороссии захотелось бы представлять своих избирателей во власти, его не терроризировали бы, как терроризировали Олега Царева, его дом не горел бы, за его голову не назначалась бы награда, его бы не обещали убить радикалы. Право граждан избирать и быть избранными защищает сегодня Стрелков. Если Киев вдруг победит, ни о каком представительстве людей во власти можно будет не заикаться: пришлют своих, назначат какого-нибудь Ляшко, а того, кто захочет поиграть с этим Ляшко в выборы, просто застрелят.

Унизительное назначение «наместников» в регионы Юго-Востока – еще один привет из Киева. Губернаторы, приехавшие править, конечно, не очень рады Игорю Стрелкову, но и местные финансово-промышленные кланы так и не поддержали ополчение Донбасса. Почему? Потому что есть только «эффективность», а все остальное – это какие-то смешные люди придумали: язык, например, – смешно же. Порошенко – свой, «эффективный», поэтому, разумеется, олигархи сдали бы Юго-Восток ему с потрохами и улетели бы отдыхать в скромное шале где-нибудь в Альпах.

Ополчение воюет за то, чтобы не жить в стране олигархии, где политика (то есть народное представительство) заменена продажей электората оптом и в розницу, как это было в России 1990-х, где покупались даже парламентские партии.

Но где именно будут проходить границы Новороссии, не ясно даже на уровне деклараций. Если речь идет о двух республиках, то как они будут связаны между собой, с Киевом, с Россией? Если планируется поднимать восстание в других городах Юго-Востока Украины, то кто, как, под какими флагами будет это делать? Новороссия планирует строить социализм с человеческим лицом, правую полувоенную диктатуру, капиталистическое общество равных возможностей? Нет ответа.

Пока есть только сводки с фронтов.

Но победить в войне, как это ни цинично прозвучит – дело нехитрое. Киев на самом деле все равно обречен: государство лежит в руинах, и чтобы его восстановить, нужен политик масштаба де Голля или Кемаля Ататюрка, необходим человек, представляющий, чем именно страна отличается от базарной площади. Ни один из олигархов даже близко этого не понимает, и тридцать три танка ничего не меняют.

Государство, впрочем, проблема и для Новороссии, которой категорически не хватает внятного самоописания и объяснения ключевых идей, без которых не обходилась ни одна страна на раннем этапе формирования. У Киева, кстати, идеи есть, и то, что они завиральны, не имеет никакого значения. Государство – это вера и институты, и Украина полностью разрушила лишь второе, вера в «единую страну» становится только сильнее, и тот факт, что она противоречит здравому смыслу, как раз соответствует знаменитому «Верую, ибо абсурдно».

Вера есть и у Новороссии, это описанный Холмогоровым русский мир.

Теперь остались институты. Пахать, учить, платить налоги, плавить сталь и основывать партии. Расследовать страшные трагедии. Они будут, от этого не спрятаться, и государство обязано на подобные вызовы отвечать.

Расскажите нам, пожалуйста, как и что вы ответите.