Не так давно СМИ сообщили о том, что, согласно совместному исследованию ВЦИОМ и РСПП, 49% российских предпринимателей считают меры российского правительства по борьбе с кризисом неэффективными. У российского бизнеса есть поводы для раздражения.
Банкам проще играть в валюту
Несмотря на то, что в официальной риторике предпринимателям отведена важная роль в программах импортозамещения, изменений в практике работы с ними немного. И для этого существуют не только экономические, но и политические причины.
1
Экономические причины обычно гораздо скучнее политических, поэтому начать стоит с них. Фон российского рынка кредитной поддержки предпринимателей довольно депрессивен. Профильные издания публикуют пресс-релизы следующего содержания: «Компания N заключила договор лизинга на поставку десяти автомобилей автопрокату Z сроком на три года».
 Любой предприниматель постарается воздержаться от модернизации оборудования до упора (фото: Дмитрий Рогулин/ТАСС) |
Или: «Крупная государственная компания АБВ передала технику на 40 млн рублей для строительства в республике ГДЕ». Несмотря на отчеты о работе программ импортозамещения, найти сообщения о государственном банке или его дочерней лизинговой компании, которые бы запустили, например, пятидесятимиллиардный проект обновления производственных мощностей в том или ином регионе, невозможно. Их попросту нет.
«Основный рынок лизинга и кредитования как такового последних годов – это приобретение транспорта, – сказал мне неделю назад за обедом мой товарищ, предприниматель Александр Ронкин. – Но мы к этой теме даже не приходили. Вместе с одним из дочерних предприятий ВЭБа и оператором соответствующих правительственных программ мы занялись программой модернизации производства».
Для справки, в минувшем году компания, которую Александр возглавляет, направила семьсот миллионов рублей на поддержку малого и среднего бизнеса, сосредоточившись на проектах обновления производственной части, малой электрогенерации и производства товаров для региональных рынков.
Но политика, которую проводит компания Александра, не популярна, так как связана с «долгими деньгами», то есть деньгами, которые вернутся только лет через десять. Им в противовес существуют, конечно, «короткие деньги», возвращаемые года через два.
С ними принято ассоциировать упомянутый лизинг автотранспорта или потребительские кредиты. И именно с таким, вторым типом денег предпочитают работать в России, причем в первую очередь – госбанки.
«Но для реализации программы местных производств нужны длинные деньги. По любой цене, даже не нужно, чтобы они были дешевые (т. е. ставка ЦБ – это не главное), но они должны быть предсказуемые», – добавляет Александр.
Ни одно предприятие в отсутствие длинных денег не может спрогнозировать свою программу обновления фондов, и любой предприниматель постарается воздержаться от модернизации оборудования до упора, выдаивая из него все, пока оно не развалится. Как это сказывается на качестве и количестве отечественных продуктов потребления, пояснять не нужно.
Теперь следим за руками: по некоторой причине банковский сектор (государственный и частный) предпочитает выдавать потребительские кредиты, а не вкладывать в производство.
Отвечать на вопрос, чьи товары будут покупаться, когда своих нет или их недостаточно, и куда из России пойдут деньги, и что скажут про это предприниматели, и что скажут об этом граждане, когда заметят нехватку отечественных товаров, полагаю, опять-таки не нужно.
И нельзя сказать, что руководство страны эту проблему не решает. Центральный банк и правительство периодически пытаются заставить банки играть в «долгие деньги».
Вроде программы, когда под инвестиционные проекты ЦБ готов рефинансировать кредиты банка. Но банки не хотят в эти игры играть. Им проще играть в валюту, заниматься гарантиями под государственные контракты или в пресловутое потребительское кредитование.
2
Но там, где предприниматель видит экономические трудности, политолог видит политическую проблему.
Российскую экономику в последние месяцы сложно назвать надежной. Однако мне известны случаи, когда после скачка доллара в конце прошлого года организациям удавалось договариваться о снижении ставок по кредитам с европейскими банками (с краткой формулировкой «потом отдадите»), и этим же самым организациям в то же время не удавалось договориться об этом же с российскими банками.
О чем это говорит? О том, что европейские финансисты верят в экономику России больше, чем финансисты отечественные. В России существует обширный внутренний рынок, причем даже не федеральный, а региональный.
Наконец, уже 17 лет мы не сталкивались с ситуацией, когда российское руководство не выполняло бы своих экономических обещаний.
В этой ситуации неверие в «долгие деньги» представляется следствием какого-то сложного социального явления – экономического пессимизма, в плену которого находится российское финансовое сообщество.
Генезис этого явления от нас скрыт. Возможно, мы имеем дело с недосмотром государственной пропаганды, точнее, с ее наследственным пороком – игнорированием той аудитории, к которой относятся сами менеджеры этой пропаганды, то есть экономической верхушки нашего общества.А возможно, что за этим стоит и некая организованная сила, зарубежная или местная, которая стрижет с текущей ситуации экономические и политические дивиденды, распихивая по телеканалам и изданиям бизнес-гуру всех мастей, которые, энергично раскачиваясь в креслах, предсказывают грядущий «через три года» апокалипсис и делятся всевозможными «инсайдами» из года в год, вот уже 15 лет.
Как бы то ни было, и в том и в другом случае можно принять меры, причем одни и те же. Если уж не удается убедить сообщество финансистов и менеджеров текущими отчетами государственных чиновников, то, возможно, можно было бы начать с публичной демонстрации существующих рабочих моделей, но на несколько более сложном, чем репортаж федерального канала, экспертном уровне. Восполнить дефицит оптимизма.
