«Всех забудут»

@ из личного архива

27 августа 2013, 08:35 Мнение

«Всех забудут»

Жизнь и в средние века, и в славные состоит из таких вот обычных, ничем не выдающихся историй, где горстка счастья тонет в рутине мутного течения и водоворотах горя.

Елена Кондратьева-Сальгеро Елена Кондратьева-Сальгеро

журналист (Франция), главный редактор парижского литературного альманаха «Глаголъ»

Только очень старые, хрустящие забытьем книги, секреты которых еще не разболтал интернет, знают историю маленького звонаря из собора Парижской Богоматери.

Испепеленный горем Сирвен в смерти своих самых близких и единственных людей увидел знак и дал обет

И когда их ломкая, как желто-ветхие страницы, память рассеется сухой пыльцой, никто не вспомнит об одной из многих незаметных судеб, отзвучавших в тех колоколах.

Говорят, его нашли недалеко от кладбища Сент-Инносан, около фонтана Круа дю Трауар. Подкидыш. Принесли в собор и положили на вделанную в стену у первой слева от входа колонны деревянную доску с выемкой, для того и предназначенной.

В те, средние, века этот обычай спасал немало только начавшихся и уже нежеланных жизней. Малыш был такой бледненький и тщедушный, что за целый день никто не польстился на приобретение лишних забот. Глухо-виновато звякали медные монеты в жертвеннике у изголовья; прихожане, перекрестившись на выходе, ускоряли шаг и отводили глаза.

К вечеру подкидыша отнесли прелату, и вот тогда ему, наконец, повезло. Епископ распорядился устроить дитя к кормилице в домик на берегу Сены, совсем рядом с собственными апартаментами. Мальчика назвали Сирвен.

Несмотря на самые мрачные ожидания, он выжил, вырос и окреп. К трем годам, когда у кормилицы родилась собственная дочь, Жанна, Сирвен был белокурым озорным малышом, пролезал через плохо затворенную калитку в епископский двор, оттуда в дом и при случае – прямо на колени к самому епископу. Воспитанием этого ребенка священнослужитель занимался лично, так часто, насколько ему позволяли его прямые обязанности.

Он рано заметил приятный тембр голоса мальчика, и очень скоро Сирвена определили в школу церковных служек при соборе. Научили петь и читать. Из домика кормилицы он перешел в монастырские тени Нотр-Дама. Вообще, самое длинное путешествие в своей жизни он совершил в тот памятный день, когда чьи-то добрые руки донесли его, слабеющего, от фонтана на пересечении улиц Сухого Дерева и Сент-Онорэ до отполированной чужими несчастьями деревянной колыбели великого собора.

Через века и судьбы придет черный смерч революции. С особым рвением пройдется по собору

Кормилицу навещал дважды в год и все нежнее чувства испытывал к своей молочной сестре и верному другу – маленькой Жанне. Поэтому наотрез отказался учить латынь, никоим образом не желая идти в монашество. Назначили его младшим звонарем. Поселили в подсобной комнатушкe прямо в соборе. Определили на маленькую колокольню. Пело там тогда семь колоколов.

Каждый колокол в честь голоса и характера носил имя собственное. Во французском языке «колокол» женского рода, и отличались они, конечно, чисто женскими причудами. Милее всех была Сирвену Анна-Болтушка. C ней он вызванивал такие гармонии, что, говорят, замирали и задирали головы со всех окрестностей, куда доносился трепещущий звук. Была там Барб-Молчунья, Мадлен-Матифас, Катрин – Последнее Причастие.

Два колокола попроще носили прозвище Воробьи. И был на маленькой колокольне безымянный деревянный колокол для особых случаев.

Сколько событий и обычаев кануло в забытье под колокольный звон великого собора... В Вербное воскресенье, например, после процессии от Нотр-Дама до Святой Женевьевы епископ останавливался возле тюрьмы Шатле, пел Attolite portas, и ему открывали двери. У него было право освободить в этот день любого заключенного, кроме приговоренных к смертной казни. И он ни разу не преминул этим правом воспользоваться.

А Сирвен, конечно, вырос и, конечно, женился на любимой Жанне.

Венчали их в соборе, на маленьком «алтаре ленивых» – там всегда служили последнюю мессу поздно вечером. Алтарь светлел у входа, слева, рядом с той самой доской, куда когда-то судьба подбросила крошечного сироту.

Через год родилась дочь, на крещение которой старший звонарь (он был и крестным отцом) удостоил Париж великолепным звоном всех восьми колоколов большой колокольни: Габриэль, Гийом, Паскье, Тибо, Жан, Клод, Николя и Франсуаза спели для маленькой Мьет доброе напутствие в долгую жизнь. 

И жизнь потекла, как томная Сена, под знакомые перезвоны Анны-Болтушки и ее мелодичных напарниц. Жизнь и в средние века, и в славные состоит из таких вот обычных, ничем не выдающихся историй, где горстка счастья тонет в рутине мутного течения и водоворотах горя. В квартале хорошо знали и любили эту семью. Матери баюкали детей в отголосках речных и колокольных волн. Говорили: «Когда Сирвен был маленьким, он так хорошо пел в церковном хоре. А теперь он научил петь колокола!»

Все могло бы идиллией и закончиться, но мир, да согласие, да тихая радость редко длятся целое поколение.

Очень скоро непонятный и быстрый недуг страшным жаром спалил маленькую дочь Сирвена, и она угасла на руках у помертвевшей от горя матери. А неделю спустя лихорадка сожгла саму Жанну.

Испепеленный горем Сирвен в смерти своих самых близких и единственных людей увидел знак и дал обет.

Он навсегда вернулся в монастырский полумрак Нотр-Дама, откуда его когда-то переселили в каморку звонаря за нежелание учить латынь и идти в монашество. Он больше никогда не выйдет из собора и никогда не поднимется на колокольню. Он будет петь в хоре и помогать у алтаря. До тех пор покуда смерть не разъединит одних, дабы воссоединить с другими... Всех забудут.

Через века и судьбы придет черный смерч революции.

С особым рвением пройдется по собору. 5 августа 1789 года монсеньер де Жуинье, архиепископ Парижский, споет Te Deum отмене титулов и феодальных прав. Неприметный историк горестно напишет: «Прокламация прав человека стала прологом к худшему из рабств. Беспорядки, смута, убийства заняли место безопасности, а реформы экономические и социальные были подписаны кровью не только тех, кого называли угнетателями, но и тех, кого считали угнетенными...»

10 ноября 1793 года декретом Конвента будет приказано разрушить собор Парижской Богоматери. Катастрофу удастся приостановить Шометту, который убедит своих «коллег», что барельеф зодиака на портале Богородицы на самом деле изображает планетную систему...

Католический культ отменят и заменят культом «Разума, Бакхуса и Венеры». Песнопения революционных попоек в стенах собора вспыхнут оргиями, насилиями и расправами. Убивать и насильничать будут и на паперти, и внутри. 

Все ценные предметы вывезут «на двух телегах в «Общий дом» (согласно акту революционного комитета, в 1793 году). Картины сгинут в парижских магазинах. 12 тысяч книг и огромное количество манускриптов (из тех, что удастся сохранить) разойдутся по трем библиотекам: Королевской, Мазарини и аббатства Святой Женевьевы.

Маленькую колокольню разрушат. Восемь колоколов большой колокольни расплавят на «новую монету». Множество скульптур разобьют и множество растеряют. Эхо сатурналий задушит под сводами отголоски последней литургии.

И мадам Роланд окропит мир с эшафота неприятной истиной: «О, Свобода! Сколько преступлений совершают во имя твое!»

Почти забытая теперь история.

..............