Жанна Кадырова: «Украина взяла курс на евроремонт»

Жанна Кадырова стала известна своими объектами, сделанными из все той же плитки – любимого ее материала. Что только она ей не облицовывала и из нее не сооружала: от фигуры пьяного водопроводчика и запретительного знака до бриллиантов и кусков льда. В беседе с Дмитрием Бавильским, обозревателем газеты ВЗГЛЯД, Жанна Кадырова рассказала о своем творчестве, особенностях работ из плитки, группе «Р.Э.П.», а также о ситуации в современном украинском искусстве.

– Одна из главных проблем современного искусства – отсутствие новых имен. За последнее время – а я достаточно пристально слежу за современным искусством – появились два художника, показавшиеся мне интересными, – это ты и Калима.

– Ну, Калима, мне кажется, уже давно появился, нет?

– На слуху он год-два, не более. Расскажи о себе. Откуда ты, что и как делаешь?

У меня это согнутая палочка, и если ее разогнуть, то она в длину чуть больше четырех метров, многие не сразу понимают, что это за предмет

– Я живу и работаю в Киеве. Там у меня мастерская, и сейчас я занимаюсь только объемными объектами. Это не только кафель – сейчас я пытаюсь работать и с другими материалами.

Начала я работать где-то году в 2003. В Киеве тогда закрылась галерея Марата Гельмана*, а я как раз делала первую работу на выставку «Кафель. Сантехника». Это была моя первая работа из кафеля – фигура уставшего работяги, который склонил голову. Рядом с ним стоял его кафельный чемоданчик с инструментами.

Но галерея закрылась, выставка не состоялась, и незаконченная работа пролежала год в подвале. У меня не было ни средств, ни предложений ее заканчивать.

– А почему именно кафель?

– Довольно простая и прямая идея. Мне интересен любой строительный материал – кафель, цемент, оформление ванных, публичных остановок…

А кафель заинтересовал, когда я стала резать его на плоскости, ломать обычные стандартные квадратики, которые никогда мы не видим поломанными. Стало интересно делать формы из материала, который никогда не гнется.

В работе «Бриллианты» я соединила статусную форму бриллианта, эксклюзивность этого символа и бытовуху кафеля. Сейчас я пытаюсь по-разному подойти к этому материалу, используя его концептуальную нагрузку.

– Значит, в кафеле ты сделала сантехника и бриллианты?

– Много уже чего… На первой моей персональной выставке в Москве я выставила еще и знак «Стоп», который стоял на улице у входа в галерею, полтора метра в высоту.

Каждая работа делается именно из кафеля не случайно. Это довольно тяжелый материал, а я делаю с ним как бы случайные вещи. Моя работа «Пачка сигарет» – памятник ежедневному секундному жесту. Красный LM выбран тоже не случайно – эти сигареты самые средние, крепкие, много людей их курит.

– А почему важно зафиксировать именно повседневность и моментальные действия?

– Мне нравится легкость жеста соединять с тяжелой техникой. Сразу видно, что эта работа много весит, что она из серьезного материала. Такова и следующая моя работа – «Палочка от кофе». Пластиковой палочкой размешивается кофе в пластиковом стаканчике, а потом она просто выбрасывается. Этот продукт нашего времени – не вилка, не ложка, человек пользуется ей ровно десять секунд и забывает.

А кафель заинтересовал, когда я стала резать его на плоскости, ломать обычные стандартные квадратики, которые никогда мы не видим поломанными

– Жена Лужкова, Батурина, получила патент на эту самую палочку, ты копирайт у нее не спрашивала?

– Нет... (Смеется.) Они же разные бывают, разных видов. Маленькие отличия есть у всех. А у меня это согнутая палочка, и если ее разогнуть, то она в длину чуть больше четырех метров, многие не сразу понимают, что это за предмет, именно из-за несоответствия изображенного легкого предмета с физической тяжестью этой работы.

– Твои артефакты для публичных пространств или это выставочные объекты?

– Смотря какие. Памятник, над которым я сейчас работаю в Шаргороде, – это памятник новому памятнику. На классическом постаменте, на параллелепипеде, с двумя или тремя ступеньками к нему будет стоять фигура человека, на которого наброшена простыня. То есть я изображаю момент, когда вот-вот откроют новую скульптуру. Только под условной простыней никакой фигуры нет, одни очертания. У нас же, на Украине, еще совсем недавно всех Лениных меняли на Шевченко, в маленьких городах ставили на тот же постамент, поэтому подобные простыни на постаментах можно было наблюдать едва ли не повсеместно.

Тем не менее работа эта может иметь самые разные смыслы. Плюс, конечно, мне интересно сделать что-то в городском пространстве, это для меня будет первый опыт работы с городской средой. Сейчас я много езжу по Шаргороду и смотрю место, где ее можно будет поставить.

И если поставить эту же работу в парке, то это будет парковая скульптура, то есть скульптура будет иметь совершенно другое значение, другое напряжение. На фоне чего-то промышленного – кстати, тут рядом индустриальная площадь – тоже совершенно другой смысл приобретается. Это очень интересно. Вставляя фигуру в различные контексты, я о своей работе узнала много нового.

– Ты можешь сравнивать ситуацию двух культурных столиц – Киева и Москвы. Как выглядит современное киевское искусство по сравнению с московским?

– В Москве арт-рынок уже налажен, а в Киеве это все еще хаотическая структура. Открываются новые галереи, заявляя себя как галереи современного искусства, но выставляют они сугубо салонное искусство, собирают VIP-тусовки.

В Киеве монополию на актуальное искусство взял арт-центр Пинчука. Но это PR-проект Пинчука, который вкладывает деньги, закупая в свою коллекцию мировых звезд. Этот центр бесплатно работает каждый день, кроме понедельника, с утра и до девяти вечера. Центр активно рекламируется, люди туда ходят.

За первые два дня нашей выставки Generation USA ее посетило около 5 тыс. человек. Нереальное количество народа. ЦСИ, который основал Сорес, посещают очень мало людей. Ведь там почти не делаются привозные выставки. Это экспериментальное пространство для молодых художников, в частности группа «Р.Э.П.» имеет там свой штаб…

– Что такое Р.Э.П.?

– «Революционное экспериментальное пространство» – группа, которая образовалась в 2004 году как хаотическое собрание актуальных художников. В открытой мастерской тогда работало около 60 человек. Но осталось 20, эти 20 и получили резиденцию на год в ЦСИ. В конечном счете нас осталось шесть человек. Группа «Р.Э.П.» занимается промоутерской деятельностью, пытаясь показать искусство регионов...

– А центр Пинчука на это не тянет? Он не выполняет такой функции?

– Нет, это неинтересно Пинчуку. О нем и без того прекрасно пишет пресса, большее его не интересует.

– А почему, когда я спросил тебя про ситуацию с киевскими художниками, ты начала говорить о степени развитости арт-рынка, а не про художественные достижения?

– Я говорю не о художниках, но про всю ситуацию. Разница в сравнении. В Москве все явно выражено: там работают галереи, устраиваются ярмарки, а в Киеве этого нет. Хотя много киевских галерей в этом году съездили на «Арт-Москву». В Киеве существует традиция живописи.

– А что такое «Парижская коммуна»?

– Гельман назвал «южнорусскою волною» поколение художников, которые жили и работали на улице Парижской коммуны .

– А разве отсутствие вменяемых конституций не дает полную свободу для творчества? Твори не хочу.

– Ситуация такая, что академия – это архаичная и консервативная структура. В принципе, все художники там учатся. Но у людей слишком мало информации. Может, студент третьего курса, когда услышит о современном искусстве, скажет: «А, знаю, это Малевич…»

До смешного доходит. У людей нет информации и нет круга общения.

– Но тебя же услышали, заметили. Значит, все, что делается, имеет отклик. Или ты считаешь, что здесь какие-то другие причины могут быть?

На эту тему
• Русская линия made in USA
• Игры взрослых детей
• Смерть длиною в жизнь
• Краски нового света
• Американский друг

– У нас очень узкий круг. Работающие с современным искусством из молодежи – это только группа «Р.Э.П.». Ну есть несколько отдельных художников, кто-то учился за границей, кто-то возник сам по себе, но все они в какой-то мере тусуются вокруг штаба группы «Р.Э.П.».

Например, предложили сделать в «Арсенале» большой проект. «Арсенал» – это огромный оружейный завод в Киеве, в котором Пинчук сделал первую большую выставку, презентацию своей коллекции. А потом произошла «оранжевая революция», и у Пинчука его отобрали.

Официальная власть пытается там организовать музейный комплекс, но это пока только проекты, это все обсуждается, но нам было дано добро на то, что мы там делаем выставку. Мы хотели приглашать и московских художников, и художников из Чехии, Франции. Но сейчас снова выборы и непонятно, что будет дальше, выставку отодвигают, не до нее. Если к власти придет Янукович, то «Арсенал» опять, возможно, будет принадлежать Пинчуку…

– Ты делаешь только эти скульптурные объекты? Есть в твоих интересах видео, графика, живопись, перформансы?

– С Р.Э.П. мы делали перформансы в 2005 году. Был, например, перформанс, когда мы в годовщину Октябрьской революции вышли на Майдан в черно-белых одеждах. Там было много коммунистов и пенсионеров, ожидались стычки с националистами, стояло много ОМОНа.

Мы пришли туда с лозунгами «За искусство!», с черно-белыми флагами. Нас атаковали непониманием со всех сторон. Колонна коммунистов пошла сделать круг почета, и, когда они возвращались, мы возглавили эту колонну со своими лозунгами, типа «Каждый человек – художник!».

В какой-то момент, когда мы слились с колонной, нас начали спрашивать, кто мы такие, зачем портим всю колонну. Мы стали говорить, что мы художники, что мы за искусство выступаем. И какая-то группа людей начинает кричать: «За искусство, за искусство, за искусство!»

Все акции – это личный опыт. Последнее, что мы сделали, – презентация Киевской академии искусств в Вене для австрийских студентов. На полном серьезе мы сняли материал просмотров, где этюдики на стене плотностью в один сантиметр от пола и до потолка и профессора ставят оценки студентам. Мы их просили пожелать что-то австрийским студентам, и они говорили: «Мы вам желаем сделать то, что никто никогда не делал», духовности желали, ну и так далее...

Красный LM выбран тоже не случайно – эти сигареты самые средние, крепкие, много людей их курит

А мы на полном серьезе приехали как студенты киевской академии рассказать в Вене про киевскую академию. Австрийцы, конечно, были в недоумении.

– Насколько понимание важно современному художнику со стороны простых людей?

– Массовое понимание вряд ли возможно. Скажем, если ты математик и совершаешь открытия, то вряд ли тебя простой человек поймет. Так же и в искусстве – ждать такого не приходится.

– А для кого тогда современное искусство делается? Для кого ты работаешь?

– Я делаю то, что мне интересно, ставлю какие-то задачи себе и пытаюсь их решить.

– Пластические?

– У меня в работах играет не только форма, это еще и размышление о современной жизни.

– А как работы о современной жизни могут быть далеки от народа?

– Мои-то, может, и не так далеки от народа, но простому человеку они могут нравиться, могут не нравиться. Ведь все равно он до конца не понимает то, что он видит.

– Тебе хотелось бы, чтобы красоты в мире стало больше?

– Современное искусство – это критичное искусство. О красоте речь не идет. Красота, которая для меня, для простого человека может быть не красотой, вот в чем дело.

– А откуда фамилия Кадырова?

– У меня папа из Башкирии, в Советском Союзе мои папа и мама встретились.

– Ты можешь себя назвать востребованным художником?

– Есть постоянные предложения, плюс я участвую в группе «Р.Э.П.» и группе Penoplast, у меня плотный график. Если я не занята своими проектами, то всегда стараюсь уделять внимание групповым проектам – это интересно. У нас на ровном месте надо формировать среду, скажем, нет критиков, которые пишут о выставках. Есть только лишь молодые люди, которые по своей инициативе высказывают субъективный взгляд на каких-то сайтах. А журналисты отписываются анонсами.

– А с киевскими писателями общаетесь или художники в Киеве – замкнутая тусовка?

– Киевская художественная тусовка довольно открыта, в нее входят, скажем, и музыканты, разные люди могут встретиться. В Праге, например, концептуалисты не ходят на выставки живописцев и наоборот. А у нас все открыто. Часто проводятся вернисажи, соединенные с party, и там играют живую музыку.

– Какие следующие объекты ты готовишь, планируешь, о чем думаешь?

– Мне была очень интересна выставка, которая планировалась в «Арсенале». Тема ее – «Ремонтные работы». В стране период евроремонта, даже «Арсенал», гигантское промышленное здание конца XIX века, долгое время находился в очень убитом состоянии, а сейчас его планируют отремонтировать. Украина взяла курс на евроремонт.

– А тебе не хотелось сделать объекты из сала?

– Оно быстро портится. Я приезжала в супермаркет плитки и удивлялась тому, столько людей занято ремонтом. Все выбирают что-то, покупают. И я поняла, что в стране идет ремонт. Вот и я буду пробовать новые материалы. Посмотрим, что получится.

– Кого ты числишь в своих предшественниках? Кто на тебя повлиял?

– Знаю довольно широкий круг молодых московских художников, и это интересно – ведь в Москве совершенно другие традиции. Живопись, живопись и еще раз живопись характерна для Киева. А в Москве по-другому.

– В Шаргороде ты в первый раз?

– Я была в прошлом году, но всего три дня, не успела ничего сделать, осмотрелась только в городе, какие-то идеи возникли. Вот фигура со смятым фантиком возникла в Шаргороде. В этой работе не просто увеличенная маленькая форма, утяжеленная материалом, скорее это уже о самой плитке работа. Я старалась показать в ней лицевую и изнаночную сторону кафеля. Там, где фантик разворачивается, я наклеила плитку изнаночной стороной, чтобы это выглядело как фантик-обертка, кафель-обертка.

– Я думал, задавая вопрос о предшественниках, что ты будешь говорить про поп-арт.

– Не причисляю себя к поп-арту, там же все объекты оказываются нового потребительского качества, там идет веселая пропаганда потребления. А у меня это все смято, поломано. Мне кажется, настроение моих работ абсолютно другое.

– Но принцип тот же? И у них, и у тебя – воспроизведение конкретной бытовой вещи?

– Принцип тот же, но все равно мне кажется, что кафель уже нагружен смыслом, и я в разных работах использую его по-разному. Если в поп-арте принцип материала не так важен, то в моих работах это первостепенно. Например, вес. Я их моделирую из монтажной пены, как скульптор работаю. Эти работы скорее не для улицы, хотя «Фантик» я бы хотела увидеть на улице. Впрочем, «Памятник памятнику», моя последняя, шаргородская работа, – это тоже только для улицы.

* Признан(а) в РФ иностранным агентом