Виталий Сероклинов: Русалочка

Жила-была девочка. Звали её Русалочка.

На робкие попытки возразить, что всё оговоренное уже выплачено, судейский отпрыск сказал, что все вопросы к маме

Но жила она вовсе не в сказке, хотя её детдом так и назывался – «Сказка». Табличка с этим названием висела на давно не крашенной двери, но за эту дверь девочка никогда не выходила, потому что она была еще маленькая, а ещё потому что у неё были сросшиеся, будто склеенные между собой ножки. За это её и прозвала Русалочкой старенькая нянечка, остававшаяся в ночную смену.

Чтобы нормально ходить, девочке нужна была операция, делали её только в далеком городе – и делали бесплатно, что означало – еще дороже платной. И никто Русалочку в тот далекий город не повез: дорого, далеко, да и вообще, глядишь, как-нибудь обойдётся – так решила заведующая.

Однажды про детский дом писал большую статью молодой журналист, и нянечка попросила, чтобы он сфотографировал Русалочку. Так она и попала в местную газету – с нестриженными кудряшками, широко открытыми глазками и сросшимися ножками. Газета была предвыборная, выходила в цвете, и, отправляя в номер фото девочки, журналист поразился, какие у неё голубые глаза – никакого фотошопа не нужно. Впрочем, слезинки со щек на фото редактор всё-таки убрал.

А далеко-далеко, в другой стране, жили-были Пьер и Элен. Пьер был историком, а Элен – детским корректором, педагогом-психологом. Одна беда – Пьер с Элен не могли иметь детей. В их стране усыновить ребенка было очень и очень сложно, приходилось ждать много лет без всякой уверенности в результате. Но они не роптали и ждали.

Однажды к ним в гости пришел русский сосед, которому с родины привезли долгожданную посылку – хрустальную вазу. Когда-то ваза у него на камине понравилась Элен, и вот теперь русский гость принёс точно такую же в подарок, даже не распаковав её после перевозки. Снимая бечевки и резинки, шурша газетами, Элен охала и ахала, слушая, как сосед рассказывает о том, как надо ухаживать за вазой. А в это время Пьер, сворачивая упаковочные газеты, вдруг наткнулся на фото маленькой голубоглазой девочки, смотрящей прямо в объектив. С кириллицей Пьеру сталкиваться приходилось, но читал он не слишком бегло, потому попросил перевести статью своего русского гостя. Так он и узнал про Русалочку.

Вечером следующего дня Пьер поговорил с соседом, который пообещал помочь выяснить всё, что можно, про эту девочку через своих друзей, оставшихся в том сибирском городе. Друзья отозвались быстро, передав, что фотография сделана недавно, девочка до сих пор в детдоме, её готовят для перевода в коррекционный Дом ребенка – туда, где живут маленькие инвалиды. Девочку обследовали всего один раз в жизни (врач детдома сказала: «Мне здоровых лечить некогда, а вы тут...»), потому свежие данные о её медицинских проблемах трудно найти.

Пьера познакомили с представителем международной организации, помогающей усыновителям. Завертелось бюрократическое колесо; вскоре Пьера и Элен обрадовали тем, что все предварительные документы оформлены, – и вот уже долгожданная встреча...

Русалочка оказалась точь-в-точь ангелом с фотографии – голубые глазки, склоненная набок головка. Только кудряшки были начисто сбриты.

– Карантин, – пояснила заведующая.

Пьер, волнуясь, попросил медицинские документы, для того чтобы уже сейчас понять, что требуется для лечения Русалочки в первую очередь.

– Да какие материалы – снимем ей штаны, да и фотай, – пожала плечами заведующая. – Приезжал тут один корреспондент, так он их нащелкал голышом – для благотворительной программы какой-то, а потом за это привез крупы и картошки. Самых страшненьких снимал – у меня тут еще есть с клешнёй пацанчик и еще один, без рук, – словоохотливо делилась заведующая.

Через несколько дней состоялся суд. Все бумаги были подготовлены заранее, с судьей по здешним обычаям тоже было согласовано, за что Пьер передал через сына судьи приличную сумму. Окончательное вынесение решения должно было состояться на днях, теперь оставалось только ждать.

На следующее утро в номер к будущим родителям влетела, не стучась, переводчица и, кусая губы, рассказала, что к ней приезжал сын судьи и потребовал еще большую сумму, помимо той, которую уже выплатили: «Если вы хотите вынесения правильного решения». На робкие попытки возразить, что всё оговоренное уже выплачено, судейский отпрыск сказал, что все вопросы к маме, и вообще, он разбил машину, нужны деньги. То же повторила по телефону сама судья.

У Пьера опустились руки. То, что судья не боится говорить о таких вещах вслух, его убедило в том, что тут ничего не поделать. Да и такие деньги ему не собрать.

Поздно вечером Пьер оказался в гостиничном ресторане. В ответ на участливый вопрос кого-то из соседей по барной стойке он неожиданно выложил всё: и про судью, и про Русалочку, и про невозможность иметь детей, и про детские мечты о сестренке, и про многое-многое другое, что, как сам думал, давно забыл...

Наутро после вечерних возлияний было стыдно и болела голова, а ближе к обеду в номер влетела переводчица и, захлебываясь, сообщила, что ей на мобильный звонил мужчина, представившийся вчерашним другом Пьера. Он сказал, чтобы не беспокоились и шли на последнее заседание подготовленными – всё будет в порядке!

Пьер попытался вспомнить вчерашний разговор, но ничего, кроме того, что его собеседник пьяно плакал вместе с ним, не вспоминалось.

Заседание заняло всего несколько минут, никаких препятствий чинить Пьеру не стали. Удивило его только то, что судья несколько раз во время заседания брала в руки телефон и, похоже, набирала торопливые SMS, будто беспокоясь за кого-то близкого.

Пьер так никогда и не узнал, что вчерашний собеседник убедительно объяснил судье, что грозит её разбаловавшемуся сынку в случае, если правовой беспредел продолжится. Полномочий на такой разговор у него было вполне достаточно.

Тем временем было решено, что часть пути до дома новая семья проделает на машине – Русалочке были противопоказаны перелёты. Поездка, несмотря на все опасения, прошла благополучно. Где-то на Урале они остановились у небольшого озера, и девочка, впервые увидевшая настоящий водоём, долго сидела на берегу, трогала воду и смеялась.

Потом был дом её новых родителей, её собственная спальня, стены которой выглядели как морские волны. Была операция – одна, вторая, третья... Вскоре Русалочка окончательно встала на ножки, теперь уже совсем здоровые. По совету врачей она активно занялась плаванием, удивив даже опытного тренера своими результатами...

В доме её зовут Руська, Руса – не может Пьер выговорить это длинное и трудное слово «Русалочка», как ни старается. И когда папа с мамой болеют за Русалочку на соревнованиях пловцов, то с трибуны слышны их отчаянные крики: «Ру! – Са! – Ру! – Са!» Но беспокоятся они зря – Русалочка всё равно первой касается бортика бассейна.

И если через несколько лет вы услышите в трансляции с Олимпиады плеск воды и знакомое имя – не сомневайтесь, это та самая Руська, Русалочка, девочка из далекой Сибири.