Максим Юсин: Бесконечный спор славян

«Перезагрузка» российско-польских отношений, начавшаяся год назад, сворачивается на наших глазах. Уже давно ни из Москвы, ни из Варшавы не звучат оптимистические заявления о зарождающемся «стратегическом партнерстве».

Последние полгода россияне и поляки только тем и занимаются, что обмениваются претензиями. Соратники покойного президента Леха Качиньского из партии «Закон и справедливость», похоже, заразили своей подозрительностью все польское общество.

Никак не могут два крупнейших славянских народа освободиться от груза многовековой вражды

Даже премьер-министр Дональд Туск, стоявший у истоков прошлогоднего российско-польского сближения, в последнее время все больше оправдывается, отбивается от нападок. А порой и критикует несостоявшихся «стратегических партнеров» – особенно после отчета Межгосударственного авиационного комитета о причинах крушения президентского Ту-154. Варшаву возмутило, что эксперты МАК возложили всю вину на польских пилотов, ни словом не упомянув об ответственности российских диспетчеров.

Но самые сильные эмоции выплеснулись сейчас – в годовщину гибели Качиньского и его спутников. И всему виной – мемориальная табличка, которую поляки установили полгода назад на месте катастрофы, а россияне заменили – как раз накануне годовщины.

Как же все-таки мы, славяне, любим разборки на уровне коммунальной кухни. И эти склоки на корню губят прекрасные, искренние порывы нашей же широкой славянской души. Сюжет со злополучной табличкой – из этой серии.

В этой истории все было некрасиво с самого начала. Не стоило полякам составлять текст, в котором говорилось о «гибели президента Качиньского по пути на 70-ю годовщину советского геноцида».

То, что в Катыни было совершено страшное преступление, – с этим никто (почти никто) не спорит. Но только не геноцид. Геноцид – уничтожение по национальному признаку. Если бы военнопленных расстреливали только за то, что они поляки, убили бы всех, кто оказался в руках советской армии после 17 сентября 39-го. Но солдат, «социально близкие элементы», оставили в живых. Расстреляли офицеров, ксендзов – как представителей «враждебных классов». Это мерзко, постыдно, за это нам еще каяться и каяться. Но это не геноцид.

Не слишком умно повели себя и власти Смоленской области. Ну раз уж установили поляки эту несчастную табличку на российской земле, да Бог им судья. Мы могли бы быть выше этой возни. Но не удержались от искушения «ответить адекватно». Поменяли табличку, исправили формулировку – как всегда, очень «вовремя».

Начались демарши, скандалы, обиженные заявления, демонстрации у российского посольства в Варшаве. Те, кто хотел скандала, добились своей цели. Ну а если бы табличку оставили на месте? Висела она полгода – провисела бы еще месяц, год, два. Не упало бы небо на землю, не пострадал бы международный престиж России от нескольких обидных слов, к тому же на польском языке.

А теперь – буря эмоций. Дальше всех зашли варшавские демонстранты. Достаточно посмотреть, под какими лозунгами пришли они под стены посольства России: «Только страшная правда о Смоленске и Катыни сможет нас объединить, а ложь – никогда», «Путин – убийца», «Туск – предатель». То есть мы не только за Катынь должны каяться, но и еще некую «страшную правду» о смоленской авиакатастрофе раскрыть. Очевидно, признаться, что ее подстроили российские спецслужбы.

Такая вот грустная у нас с поляками получается «перезагрузка». Карикатурная. Никак не могут два крупнейших славянских народа освободиться от груза многовековой вражды. Никак не получается у поляков (в первую очередь именно у них) преодолеть застарелые исторические комплексы. Никак не получается у россиян (в первую очередь именно у нас) проявить великодушие. Где-то простить чувствительных соседей, а где-то не заметить обиду, промолчать.

А ведь год назад все было совсем по-другому. На несколько траурных дней русские почувствовали себя поляками. И премьер Путин, стоявший на смоленском поле со слезами на глазах. И президент Медведев, прилетевший в Краков на похороны Качиньского, тогда как многие европейские лидеры испугались пепла от исландского вулкана. И простые москвичи, которые несли цветы и свечи к польскому посольству.

И этого поляки никогда не забудут. Сейчас они могут капризничать, возмущаться, торговаться из-за формулировок на табличках. Но в глубине души они знают: в страшный час русские повели себя как братья. Скорбели и плакали вместе с ними.

В те дни я был в Варшаве. Помню, что говорили поляки о нашей странной родственной связи, когда в повседневной жизни мы мелочно выясняем отношения, но зато в часы испытаний проявляем свои лучшие качества.

Тогда, год назад, не было двусмысленных табличек – их просто не успели бы изготовить. Зато были сотни тысяч поминальных свечей и поразительное чувство единения.

Куда все это ушло?