Владимир Мамонтов: Про Петра

Потом убрать ящик, а там ничего. Такой Копперфильд.

Лужков из этой этики сильно выломился. Просто на диво сильно! И потому судьба его пока не ясна. Но вообще-то они с Ресиным похожи. И не худшими своими чертами

Особенно занятно будет, если попросить построить ящик Нормана Фостера.

Поскольку почти стометровую скульптуру разбирать будут долго, мы привыкнем к ящику-небоскребу. Он врастет в пейзаж, как врос Петр. Ужасно, кособоко, но врастет. И сам станет памятником – тому, как сносили другой памятник. Уверен: когда размонтаж будет закончен, возникнет целое общественное движение, которое станет ходить демонстрациями и просить оставить ящик-шедевр на прежнем месте.

Почему уверен? А неподалеку лежит другой ящик с надписями «Мегафон» и «Росгосстрах», которые сильно сбивают с толку приезжих. Там на самом деле находится Центральный дом художников, и когда над ним нависла угроза, то очень серьезные силы противились его сносу. Я не оспариваю их аргументацию (куда картины девать), но с точки зрения архитектурной там не много чего защищать. А ведь защищали, сыпали терминами: манифест модернизма, смертельный удар сталинскому «большому стилю», «брежневский модерн», наш ответ центру Помпиду в Париже... Странен был сам спор фостеровского «Апельсина», бездушного и пустого, со старой бетонной коробкой. Здесь нет ничьей победы, чем бы ни кончилось. Ее не было в семидесятые, ибо фантасмагорический и смелый центр Помпиду неповторим и уж точно непобиваем такими «ответами». Но не было бы победы и при «Апельсине» – Дубай, что ли, переплюнуть хотели?

Что до общественности, то ныне она опять разделилась, и я читал весьма толковые статьи в защиту памятника Петру. Одна из них принадлежит Андрею Дятлову из «Комсомолки», и ее пафос таков: мужики, вам че, делать нечего? Пусть стоит, не в нем дело. У нас в Москве что – проблем нет?

Проблем полно. Именно поэтому я думаю, что Петр – не жилец.

Проблем будет полно еще долго. С течением времени станет ясно, при чем тут был Лужков. А при чем не Лужков, а объективная логика и тяготы развития мегаполиса. Где дурь и ошибки. А где – отстроенное хозяйство, в которое только вникать лет пять надо, с головой залезши в этот канализационный люк – в прямом и переносном смысле слова.

#{image=444649}Тот факт, что на смену (или в некоем долевом участии) устаревшему, отставшему и утратившему доверие рассматривается его равновозрастный первый заместитель, курировавший строительный комплекс, который только ленивый пикейный жилет не почитает центром московской коррупции и транжирства бюджетных денег, говорит о многом. Почитать, подозревать да костерить может всякий. А две зимы, густо замешанные на предвыборных хлопотах, желательно пережить без пожаров на подстанциях. Без порывов теплотрасс. С доплатами пенсионерам. Учителям. Врачам. Полицейским. Да и последующие, послевыборные зимы – тоже.

Владимир Иосифович Ресин в этой непростой коллизии может очень пригодиться. Сколько  часы у него на руке стоят – не ведаю, но дело он свое туго знает. Он, конечно, руководитель старого типа. Что подтверждается тем, какого типа он подчиненный: тут заговорили едва ли не о предательстве Лужкова Ресиным, настолько шибко он взялся исправлять перегибы и волюнтаризм предшественника, с которым еще вчера перегибал практически бок о бок. Это говорят те, кому неведома совпартэтика, именно так трактовавшая личное и общественное, едва речь заходила о вертикали власти.

Лужков из этой этики сильно выломился. Просто на диво сильно! И потому судьба его пока не ясна. Но вообще-то они с Ресиным похожи. И не худшими своими чертами.

Мне рассказывал друг: Лужков, торопясь, записал ему телефон на какой-то бумажке, достав ее из кармана. Бумажка же оказалась прелюбопытнейшая, для архива и мемуаров. В ней бисерным почерком были умещены дела за день. С семи часов утра до двадцати трех. 38 пунктов. Ресин тоже не отставал. Несмотря на возраст. Конечно, Лужков сам виноват: перевел Москву на ручное управление, что сильно усложнит жизнь любому его сменщику. Но Ресину – меньше других. А при такой подстраховке и будущий совсем новый мэр, свежий, полный мечтаний и сил, вникнет, окрепнет и нарисуется яркими мазками. Но это так, фантазии и предположения.

Тем более что мы же не о Ресине – о Петре.

Один из самых остроумных проектов сноса памятника Петру Первому в Москве – укрыть его некоей конструкцией типа ящик (фото: ИТАР-ТАСС)

Думаю, быть Петру сняту. И вот почему.

Всякое сравнение хромает, а уж это – на обе ноги, но в перестройку тоже любили памятники поснимать. Кефир в молочных кухнях исчез. Зато Дзержинского уже тащили с постамента – и как же все радовались! Гавриил Попов стал мэром обновленной Москвы, Москвы без памятника Дзержинскому. Хотя, по правде говоря, «железного Феликса» не изничтожили, а просто перетащили в парк, что как раз рядом с ЦДХ, и в принципе первочекист мог бы застать и строительство «Апельсина».

Попов честно трудился в соответствии с собственными теоретическими выкладками, но кефир в молочных кухнях не появлялся. Он исчез и из магазинов. На этой тревожной ноте в мэрию пришел Лужков – и вот эта часть его жизни и деятельности не подвергается осмеянию и хуле даже самыми ярыми его противниками. Кефир вернулся. Но к восемнадцатому году правления Юрия Михайловича его плюсы отвердели, чудачества утратили легкость, а феодальные замашки сменились феодальным замахом. Но это вы все и без меня слышали.

Я о другом.

Кардинальных изменений к лучшему, которые непременно проистекут из отрешения феодала и ретрограда Лужкова, придется добиваться не один день. Новую идеологию города еще предстоит сформулировать, детально прописать и воплотить. Тут Копперфильдом и не пахнет. Строительство развязок, рокад и т.д., даже если капиталоемкие тоннели заменять на эстакады, как это предлагают критики лужковской дорожной политики, займет годы. Обрыв коррупционных связей, замена схем инвестирования – тоже не простая история. Дефицит бюджета, который, оказывается, носит устрашающий характер (Москва – банкрот), не завтра заменится приятно волнующим профицитом. Точечную застройку не выкорчуешь.

Но залогом успеха, залогом не близкой, но неминуемой победы старого над новым может стать некое символическое действо, которое даст ясный сигнал: не жалею, не зову, не плачу, к прошлому возврата больше нет. И злосчастный памятник Петру годится для него идеально. Его установка, самоуверенная, против воли большинства москвичей, а, главное, против воли прогрессивной общественности, которая ужасно страдала все эти годы, едва завидев бронзовые выпученные глаза, озирающие Первопрестольную, была ударом под дых. Все строилось и сносилось не так, не так, не так! Лужков с его предпочтениями в искусствах утверждал свой стиль, шел поперек общественности, не жалея денег и бронзы для своих любимцев: быть по-моему!

Вот ужо теперь отольются кошке мышкины слезки! Насладится общественность пустой набережной и открывшимся видом на роскошные лофты подле кондитерской фабрики. Ох, пойдет Петр Христофорыч Романов-Колумбов на переплавку!

А, может, и не пойдет: ушлый народ из прочих российских городов, вроде Урюпинска, менее Москвы разбалованный монументальною пропагандою, судя по прессе, широко открывает Петру свои объятья. Ежели, конечно, царь переедет за свой счет. А некоторые отчаянные бизнесмены даже лично раскошелиться на передвижку обещают!

Правильно делают: не Петру теперь это памятник. А крайне интересному историческому моменту в жизни Москвы (да и России). Забирайте, урюпинцы, не пожалеете!