Дмитрий Соколов-Митрич: Я – предатель

Произошло это открытие в здании местного государственного университета имени Ярослава Мудрого, на кафедре теории и истории государства и права. Там я познакомился с профессором Борисом Ковалевым. Он как раз недавно защитил докторскую диссертацию на тему коллаборационизма и стал одним из немногих в России дипломированных специалистов по изменникам Родины. Я очень обрадовался, потому что давно хотел узнать, кто же это такие.

Бывает измена Родине, а бывает – измена интересам правящей элиты. Иногда эти две измены совпадают, иногда – нет

– Впервые на территории России понятие «измена Родине» как преступление против государства было юридически закреплено в 1467 году в Псковской судной грамоте под термином «перевет»… – начал излагать профессор.

– Борис Николаевич, а если сразу о главном?

– Если сразу о главном, то в любом государстве есть около 10% граждан, которые недовольны действующей властью при любых обстоятельствах и даже готовы ей противодействовать. Их можно назвать «потенциальными предателями». Это явление чисто психологическое.

– Значит, в идеале 10% населения любой страны неизбежно должны сесть в тюрьму?

– Такого себе не может позволить ни одно государство в мире, даже самое тоталитарное. Адекватное государство может рассматривать эти 10% как некий инструмент, которым можно распорядиться по-разному.

– Например?

– В одних обстоятельствах, скажем во время войны, эти 10% могут сыграть роковую для государства роль, и значит, их активность надо сдерживать, вплоть до репрессий. А в других, например в период относительного благополучия, прессинговать «потенциальных предателей» глупо и неэффективно. Потому что они не только не мешают, но могут иногда даже оказать на государство благотворное воздействие, не давая элите возможности «почивать на лаврах». В такой период губительной для власти может как раз оказаться излишняя лояльность оставшихся 90%. Так что я бы обозначил коллаборационизм как явление по преимуществу не криминальное, а социальное и в чем-то даже полезное.

– То есть предатели – это такие бактерии. Они могут быть болезнетворными, а могут – оздоровляющими. Я правильно понял?

– Примерно так. Конечно, мы сейчас не говорим о предательстве в его очевидном, криминальном проявлении – например, когда какой-нибудь человек, имея доступ к сверхважной информации, составляющей военную тайну, берет и продает ее государству-конкуренту. Речь идет о коллаборационистских настроениях в их некриминальном выражении и разумной дозировке. Если таких бактерий появляется слишком много, это становится опасным, но их полное отсутствие – это тоже признак близкой смерти общественного организма.

– Борис Николаевич, а ведь я, кажется, предатель.

– Почему?

– Я не могу с гордостью петь гимн своей страны; я считаю, что действующая власть злоупотребляет своим монопольным положением и всё сильнее теряет чувство реальности; я уверен, что многие ее действия будут иметь для страны катастрофические последствия; я полагаю, что реальные акции гражданского неповиновения были бы полезны для вразумления нашей политической элиты; я даже иногда пишу об этом и собираюсь делать это и впредь; а порой – страшно подумать – я желаю собственному государству умеренных неудач в некоторых сферах его деятельности, потому что лучше пусть оно осознает ошибки сейчас, чем это произойдет тогда, когда исправлять их уже будет поздно. Вот видите, я самый настоящий предатель.

Эти 10% могут сыграть роковую для государства роль, и значит, их активность надо сдерживать, вплоть до репрессий

– Ну и что? Подумаешь!

– Как это «подумаешь»?! Знаете, как неприятно быть предателем.

– Не переживайте. В этом нет ничего дурного. В мировой истории есть много примеров, когда от недостатка коллаборационистских настроений рушились государства и даже целые империи. Так что вы делаете хорошее дело.

– Правда?.. А вдруг Родина захочет со мной бороться?

– Вряд ли. Ей сейчас не до этого. К тому же если она умная, то должна понять, что лучшее средство борьбы с государственными изменниками – это изменение самого государства к лучшему. Собственно, эти 10% «потенциальных предателей» и существуют для того, чтобы Родина пребывала в тонусе.

– А вдруг она этого не поймет и обидится? Уже сейчас то там, то здесь доносится: «Враги народа! Враги народа!»

– Если бы Родина спросила по этому поводу меня, я бы напомнил ей слова святителя Николая Сербского: «Ваши враги суть не враги, а друзья взыскательные».

– А если война? Тогда ведь с врагами точно церемониться не будут?

– Да, если война, то дела ваши плохи. У нас ведь не Норвегия и даже не Нидерланды.

– А при чем тут Норвегия и Нидерланды?

– А вы знаете, в каких странах Европы во время Второй мировой войны было репрессировано наибольшее количество граждан в процентном соотношении к общему населению?

– Неужели в Норвегии и Нидерландах?!

– Именно. Другое дело, какие это были репрессии. В Норвегии, например, за время войны было казнено всего 17 граждан. А подавляющее большинство случаев репрессий выглядело так: предатель должен был пойти в местную газету, купить там по рекламным расценкам место на полосе и публично покаяться: «Я, такой-то, повел себя неподобающим образом. Мой поступок недостоин высокого звания гражданина Норвегии. Простите меня, люди добрые, я больше так не буду. А если буду, то пусть я понесу гораздо более суровое наказание». И такая «машина репрессий» на практике оказалась намного более эффективной, нежели система ГУЛАГа.

– А знаете что, Борис Николаевич. Мне почему-то совсем не хочется предавать свою Родину во время войны. Парадокс?

– Никакого парадокса. Просто бывает измена Родине, а бывает – измена интересам правящей элиты. Иногда эти две измены совпадают, иногда – нет.

– Ну, вы меня успокоили. Теперь я с чистой совестью могу идти налево.

– Идите. Только не очень далеко.